Данная работа является продолжением статьи «Белогвардейская милиция, комендатуры и военно-следственные комиссии на севере Верхотурского уезда», посвящённая личности князя В.А. Вяземского и его роли в организации карательных операций на севере Урала в 1918-1919 годах. В работе над очерком были использованы материалы публичной дискуссии, проводившейся на одной из веток форума «Гражданская война в Сибири». В связи с этим, особую благодарность хотелось бы высказать организатору этого диспута – директору Краснотурьинского краеведческого музея Юрию Владимировичу Гунгеру.
В идеальном обществе, наверное, историк может себе позволить быть этически нейтральным, рассуждая о степени объективности фактов без суждений о добре и зле. Перефразируя известного советского этнолога А.А. Никищенкова, можно утверждать, что в вопросе об этике научного познания исследователем должна руководить система морально-нравственных норм, причем не только на уровне субъективных представлений о добре и зле, но и на уровне представлений о последствиях его деятельности для общественного сознания, определении его места в борьбе идеологических течений, отражающих неразрешимые классовые противоречия, сложившиеся после буржуазной контрреволюции 1991 года.
Таким образом, осознанно, или находясь под влиянием политической моды на разрушение «до основания» всех основ и скреп «Общества развитого социализма», «прорабы перестройки» принялась с каким-то радостным остервенением копаться в самых темных уголках нашей истории, рыться в грязном белье советской номенклатуры и оправдывать любые (даже самые отвратительные и противоестественные) действия противников Советской власти, выдумав для этих преступлений и извращений целый научный термин – «пассивное сопротивление тоталитаризму». Если в период горбачевской перестройки и гласности, главной целью «атаки» историков и публицистов, освобожденных от оков официальной советской идеологии и идеологической цензуры, стал период сталинских репрессий, история ГУЛАГа и «тупиковый путь развития советской экономики, основанной на принудительном труде и бездарном руководстве партийно-хозяйственной номенклатуры», то, после смены политического строя в России в 1993 году, антисоветский дискурс был перенаправлен на активный пересмотр итогов Гражданской войны, реабилитацию вождей Белого движения и опровержение нарративов советского периода о антинародной политике и военных преступлениях его сторонников.
Причем, надо понимать, что этот «культурологический ревизионизм» в принципе не носит характер восстановления исторической истины и исторической справедливости, воскрешения утраченных или поруганных традиционных ценностей. Главной задачей этой мошеннической компании было идеологическое обслуживание политики полного разрушения основополагающих принципов функционирования старого политического строя и построения на его обломках глобального «Черкизона», в котором легко управлять атомизированным и ничем не связанным населением.
При этом, стоить заметить, что в ходе продолжающейся в общественном и научном пространстве дискуссии на тему Гражданской войны (имеющей основополагающее значение для оправдания и защиты конституционного строя нашего государства в частях, касающихся частной собственности на землю, природные ресурсы и средства производства), наши оппоненты, обслуживающие идеологический маркетинг финансово-промышленного капитала, предпочитающего называть себя креативным классом или классом эффективных менеджеров, всегда активнее и организованнее сторонников Левой идеи, располагая несопоставимыми административными и финансовыми ресурсами.
Поразительно, как «свободно и независимо» эти ученые, писатели и публицисты воплощают в жизнь генеральную линию партии новых хозяев жизни в сфере отечественной истории, предписывающей опровергать или, в крайнем случае, не заострять внимание на сопутствующем ущербе войны «хороших парней» с противниками демократии, прогресса и общечеловеческих ценностей в виде сословных привилегий буржуазии в сфере порядка управления, влияния на судебную власть и других навязанных обществу неписанных правил.
Соответственно, на местном уровне, в компанию по переписыванию истории Гражданской войны были вовлечены кадры всего спектора гуманитарных наук (за исключением, к счастью, кафедр археологии) региональных учреждений высшей и академической школы, муниципальных краеведческих музеев, научно-просветительских и культурно-образовательных организаций различных форм собственности. С большевистской решительностью и воодушевленные посыпавшимся на них потоком забугорных тугриков, наши деятели науки и культуры, сочинявшие ранее оды в адрес «первого в мире государства победившего социализма», внезапно и кардинально поменяли в своих работах политический дискурс, напоминая апостола Петра, трижды отрекшегося за день от Иисуса Христа.
В качестве примера переписывания истории Гражданской войны я хотел бы привести идеологическую преемственность белоэмигрантских историков и мемуаристов с их современными эпигонами: в ходе проходившего 20-30 мая 1920 года в Омске суда над членами правительства адмирала Колчака, на вопрос обвинителя специального чрезвычайного революционного трибунала при Сибревкоме Александра Гойхбарга товарищу министра путей сообщения и члену Иркутской «троектории» А.М. Ларионову, не раз санкционировавшему массовые расстрелы железнодорожных рабочих и служащих, не помнит ли он случаев «уничтожения целых деревень за укрывательство бежавших от Колчака «дезертиров», последний ответил: «Я считаю, что это война, а война - стихийное бесправие, в особенности война гражданская, сопровождаемая особенным ожесточением и разрушениями».
А теперь для сравнения показаний А.М. Ларионова, приведу заявление екатеринбургского краеведа Н.М. Бабинова который в статье «Гражданская война в судьбах людей», опубликованной в материалах научно-практической конференции «Гражданская война на Урале» (к 90-летию окончания Гражданской войны в России) 2012 года, в принципе отрицая право русского народа современной России на национальную идентичность, утверждает, что мы лишь генетическая свалка отходов, копошащаяся на территории утерянного тридевятого царства: «самая главная потеря в Гражданской войне – это фатальная утрата русским народом своего генетического потенциала. После Гражданской войны из России эмигрировали свыше двух миллионов граждан, в основном деятели науки, искусства, выдающиеся учёные, техническая интеллигенция, офицеры, сумевшие выжить в этой беспощадной бойне. Население было деморализовано, запугано, подавлено. Я не случайно говорю «население». Мы уже не народ, мы – население. И если нам доведётся снова стать народом, то произойдёт это нескоро!».
Еще один из «историков» новой волны пишет: «Царскую семью (то есть граждан новой, свободной России) показательно убила уголовная шайка, захватившая власть путём вооружённого мятежа… А большевиков расстреливали и вешали по законам военного времени единственные законные представители исторической России в лице руководства Белых армий». Причем, в качестве доказательства вины, белогвардейским карателям достаточно было наличие у подозреваемых рабочей одежды и мозолистых рук. Так, на том же Омском процессе, бывший товарищ министра труда в правительстве адмирала Колчака Спиридон Матвеевич Третьяк, по факту расстрела участников куломзинского восстания пояснил: «Я уже говорил, что расстреливали всех, у кого были руки в мозолях» (надо же, а нам 30 лет внушали, что только красные производили террор по классовому принципу). Согласно опубликованного в Париже в том же 1920 году письма под названием «В застенках Колчака. Голос из Сибири», автором которого был очевидец данной карательной операции, член ЦК партии правых эсеров Д. Ф. Раков: «Убитых… было бесконечное множество, во всяком случае, не меньше 2500 человек. Целые возы трупов провозили по городу, как возят зимой бараньи и свиные туши» (С. 16-17).
Не стала исключением из компании по переписыванию истории Гражданской войны события этого периода в Верхотурском уезде, где, в качестве главных антигероев Белого движения в историографии советского периода фигурировали штабс-капитан Н.Н. Казагранди и корнет князь В.А. Вяземский. Благодаря тому, что они избежали судебного преследования на Родине, никогда не ставился вопрос о проведении сомнительной процедуры их реабилитации по Закону РФ от 18 октября 1991 года № 1761-1: Н.Н. Казагранди был казнен в 1921 году по приказу барона Унгерна-Штернберга, а В.А. Вяземский умер своей смертью в 1942 году в эмиграции.
Мало того, в настоящее время, ставится под сомнение не только их причастность к карательным операциям, но и сам факт массовых казней сторонников Советской власти на севере Урала. Мол, может кого-то и расстреливали, но не известно кто и за что. Бессудные аресты, порки плетьми и шомполами рабочих и членов их семей вообще либо замалчиваются, либо характеризуются в качестве профилактических мер наказания воспитательного характера.
Так заведующий историко-архивным отделом ВГИАМЗ И.А. Фомичев, специализирующийся на истории Богословского горного округа и города Надеждинска (Серова), прямо заявлял: «В советское время деятельность карательного отряда (в Богословском горном округе – Ю.Н.) связывали с именем князя Вяземского, которому местные краеведы приписывали казнь 23-х советских работников в ночь на 21 ноября 1918 года. На самом деле он к расстрелам не имел никакого отношения. Корнет Вяземский – военный комендант Новой Ляли, был направлен на север Верхотурского уезда для охраны Сибиряковского тракта, по которому предполагалось соединиться с архангельской группировкой генерала Миллера. Вяземский выполнял чисто военные задачи и в деятельность следственной комиссии не вмешивался. В Надеждинск он прибыл в конце ноября и находился здесь не больше недели. Пополнив свой отряд медикаментами, продовольствием и гужевым транспортом он направился в Никито-Ивдель к месту постоянной дислокации. Факт массового расстрела архивными данными не подтверждается. Казни осуществлялись не в один день, а в течение всего времени пребывания белых в поселке. К сожалению, эта легенда до сих пор повторяется некоторыми современными исследователями в своих работах» (Памятник жертвам белого террора в Надеждинске. Вестник истории Верхотурского уезда. Вып.1., 2010 г. с.174-175). К другим «городским легендам» И.А. Фомичев относил и «посещение» Надеждинского завода штабс-капитаном Н.Н. Казагранди, утверждая, что этот факт не подтверждается архивными источниками (Обзор литературы по истории города Серова. Ч.1. Богословский краевед. 05.10.2021 г.).
Сходной точки зрения придерживается и Ю.В. Гунгер, утверждавший, что В.А. Вяземский не заслуженно был зачислен в белогвардейские каратели, что он не был причастен к массовым казням в населенных пунктах БГЗО, а его экспедиционный отряд во второй половине декабря 1918 года из Надеждинского завода передвигался по Богословско-Сосьвинской железной дороге до станции Вагран (Старые Бокситы), не делая длительных остановок в пути. В ходе вышеупомянутой дискуссии на сайте «Гражданская война в Сибири», Ю.В. Гунгер однозначно заявил о своем недоверии «Верхотурским источникам советского времени», т.е. работам И.А. Фомичева и А.Г. Борисова, опубликованным до 1991 года. Якобы «все описанные там события одно за другим опровергаются (не до всего только еще добрались) ... По чекистской разработке все собаки в Верхотурье и южнее «вешались» на Казагранди и «карательный» 16-й Ишимский полк, а севернее Верхотурья – на Вяземского и его «карательный» отряд».
Подобные взгляды ныне превалируют в научной среде Северного Урала, примеров чему можно приводить десятками. Так научный сотрудник исторического отдела ВГИАМЗ С.К. Желвакова в статье «Почётный гражданин города Верхотурья Николай Николаевич Казагранди», опубликованной в сборнике материалов региональной научно-практической конференции «Уральский край в истории России» 2018 года, не много ни мало пытается приравнять этого «героя» Гражданской войны, «доблестного защитника веры православной, отечества и правопорядка от насильников-большевиков», к числу почетных граждан Верхотурья, причисленных к этому званию с 1958 года за выдающиеся заслуги перед городом в области научной, культурной, профессиональной или общественной деятельности.
В своем очерке, пытаясь сохранить этическую нейтральность, предлагаю свои читателям объективно рассмотреть источники о деятельности В.А. Вяземского на севере Урала, как советского, так и постперестроечного периодов.
Одной из первых о князе Вяземском, как о главном белогвардейском карателе в Верхотурском уезде, написала Зинаида Владимировна Рихтер в своей книге «Поход Осевэка», изданной в Москве в 1933 году: «В районе Кизеловских шахт, Александровского и Надеждинского заводов свирепствовала белогвардейская комендатура. Особой жестокостью прославился князь Вяземский, потомок фаворита Екатерины, с такой же жестокостью поровшего крестьян во время подавления пугачевского бунта. Присутствуя при порках и пытках, этот аристократический выродок наслаждался стонами пытаемых и поощрял палачей (с.173) … Из Верхотурья в Надеждинск прибыл карательный отряд князя Вяземского под командой Казагранди. На следующий день появился подписанный Вяземским лаконический приказ: «Награбленное вернуть, оружие сдать!» Опричники Вяземского бросились искать «награбленное» и оружие ... По занятии Надеждинска белые расстреляли двадцать четыре человека, в числе которых были председатель совета Сапожников, секретарь совета Осколков, Ледохович, Кокорин, Усатов. Многих увезли по старой магистрали на Коптяки. Вяземский приблизил к себе надеждинского регента, играл с ним в карты, поручал ему избивать и расстреливать арестованных. Из Надеждинска Вяземский посылал карательные отряды на Богословские рудники и в Никита-Ивдель. С севера белогвардейцы привезли много пушнины, отнятой у остяков. Комендатура Вяземского помещалась в доме барона Таубе. Подвальная кухня в этом доме была превращена в застенок. Здесь пороли, истязали, насиловали. Комендант Соловьев, пьяница, зверь, изнасиловал работавшую в комендатуре машинистку, молоденькую девушку, и та повесилась. На Турьинских рудниках Вяземский расстрелял восемь человек» (с.194-195).
Особую роль карательного отряда В.А. Вяземского в белогвардейском терроре в поселке Надеждинского завода подчеркивал серовский краевед Л.И. Дзюбинский в своей книге «Серов», изданной в Свердловске в 1981 году. При этом, Дзюбинский и свердловский журналист А.Р. Пудваль, кроме материалов Серовского филиала ГАСО, использовали в своей работе материалы писателя-очеркиста А.Г. Маленького, (16 глав книги «Истории Надеждинского завода», опубликованных в 1932 году в Свердловском журнале «Штурм» в рамках издательского проекта «История фабрик и заводов» (ИФЗ) и рукописей этой книги, хранящихся в фонде № 59 Объединенного музея писателей Урала (ОМПУ)), а также сборника С. Мирера и В. Боровика «Революция. Устные рассказы уральских рабочих о Гражданской войне» 1931 года издания.
Другой источник этого же периода хранится в фондах архивного отдела администрации Серовского городского округа в виде воспоминаний земского врача Надеждинского завода П.С. Соловьева, опубликованных в газете «Пролетарий» 15 июля 1934 года: «С приходом белых создается в поселке расположилось управление округом во главе с инженером С.Н. Дороговым … Вскоре по их прибытии выпустили сотни приказов – один страшнее другого: «сдавать немедленно оружие, иначе расстрел», «сообщать о местопребывании большевиков» и т.д. Приблизительно недели через две появился второй карательный отряд под командованием князя Вяземского – громадного роста детины с одутловатым лицом и чванно-надменным видом. Он появился с такой же чванно-самодовольной ватагой юнкеров. В эти дни наступила жуткая жизнь, завод вымер, редко-редко встретишь человека, торопливо оглядывающегося, бегущего домой. Зато вольготно и весело жили каратели, пьянствовали, безобразничали, хватали направо и налево всех, кто им казался мало-мальски подозрительным. Сажали в каталажку, которая была набита до отказа. Я едва избежал позорной экзекуции розгами за то, что осмелился протестовать против реквизиции для белой армии почти всех медикаментов из заводской аптеки, и только благодаря заступничеству нескольких человек, знакомых с князем Вяземским, удалось отстоять и медикаменты, и меня… Белый террор рос и закончился массовым кошмарным расстрелом ни в чем не повинных 22 товарищей около татарского кладбища в 5 часов вечера накануне 3 декабря. Рабочие проявили резко выраженное возмущение к белым и их агентам, и когда приехал какой-то англичанин и попробовал на митинге в заводе просить рабочих примириться с властью Колчака, рабочие ушли с митинга и объявили забастовку».
Кроме этого, тему действий белогвардейских карателей в Надеждинске затрагивала советская писательница В.А. Морозова в повести «Клавдичка»: «В город пришли каратели, пришли, словно в завоёванную страну, с нагайками и шомполами. На князя Вяземского, командира карательного отряда, страшно было смотреть. Верзила сажённого роста. Лицо жестокое, глаза безумные, весь опух от пьянства, на чёрной папахе - череп и кости. Князь Вяземский с трудом выдержал торжественную встречу, которую ему устроили на вокзале местные лавочники и духовенство. Особенно суетился регент церковного хора. Маленький, с пухлым румяным лицом, он, благоговейно взмахнув руками, начал «Многая лета». Церковный хор старательно ему вторил… К вечеру в Народный дом согнали жителей. У входа стояли каратели со штыками. На сцене бегал комендант города штабс-капитан Казагранди, кричал: - Запорю! Всех!.. Ночью прошли аресты. Арестованных сгоняли к дому барона Таубе. Начались пытки, избиения, допросы. Утром первую партию арестованных повезли на расстрел. Окровавленных и полураздетых, их везли через весь город на санях. Конники с обнажёнными шашками сопровождали обречённых. Расширенными от ужаса глазами смотрели женщины на осуждённых, пытаясь пробиться к саням. Конвоиры стегали их нагайками. Слышались стоны, проклятия... Их расстреляли на окраине города близ татарского кладбища. А потом князь Вяземский начал для устрашения устраивать порку. Экзекуция происходила у дома барона Таубе, в пристройке. Целыми днями раздавались крики истязуемых, ругань пьяных карателей. Пол, стены, даже потолок были забрызганы кровью. Пороли нещадно. Обливали холодной водой и вновь пороли, посыпая раны солью. И так день за днём...».
Эти, по мнению Ю.В. Гунгера, «Фантастические» факты, изложенные в романе Морозовой, подтверждаются воспоминаниями очевидицы этих событий, члена партии РКП(б) с 1921 года, Александры Ильиничны Прозоровой, указывавшей, что белогвардейские каратели пытали и лишали жизни арестованных сторонников Советской власти в комнате кухарки бывшего управляющего Надеждинского сталерельсового завода Е.А. Таубе, на стоящем на здоровых козлах дощатом столе, сделанном корытом, при помощи раскаленных докрасна шомполов (ЦДООСО. Ф.41, Оп.2, Д.193, л.85-89об). При этом, Ю.В. Гунгер, ставя под сомнение историческую достоверность «дурной воды беллетристики, целью которой являлось формирование ложной исторической памяти у советской молодежи», вряд ли учитывал возможности В.А. Морозовой, работавшей редактором «Детгиза» и бывшей замужем за высокопоставленным сотрудником КГБ, в связи с чем имела доступ не только к открытым источникам информации, но и к архивным делам закрытого или ограниченного доступа. Вполне вероятно, что Вера Александровна, при написании повести, в том числе опиралась на черновики «Путевых заметок с Урала» Ларисы Рейснер, не включенных в очерк, и другие архивные материалы (автобиографии советских и партийных работников, газетные и журнальные публикации 20-х годов, воспоминания и мемуары авторов, впоследствии репрессированных и изъятых из публичного доступа). Подобное некритическое отношение к историческим источникам может говорить не только о отрицании базовых понятий источниковедения, но и о упрощенных взглядах на историографию, в центре которой якобы заключаются священные скрижали белоэмигрантского происхождения, требующие защиты от маргинальных бредней большевистской пропаганды, не имеющей ничего общего с исторической правдой.
Согласно воспоминаний жительницы Надеждинского завода Надежды Сергеевны Мельниковой в пересказе ее дочери Валентины Шамшуровой, опубликованных в книге И.А. Фомичева «Город Надеждинск. 1893–1940 гг.», изданной в Екатеринбурге в 2013 году, «Захваченных большевиков свезли в домик для заправки огнетушителей у старого вокзала… Раненых, избитых до крови розгами, раздетых донага их поставили на колени на соль, а потом расстреляли. Но когда сталкивали в вырытую рядом с домиком глубокую яму, то некоторые были ещ живы., стонали; одних добивали прикладами, других полуживыми скидывали в ров, а потом залили гашенной известью… среди арестованных была одна женщина. Во время расстрела она своим телом заслонила сына и погибла вместе с ним». Всего, по утверждению И.А. Фомичева, за время пребывания колчаковцев в Надеждинском заводе были казнены 35 человек (а не 19, как утверждал Ю.В. Гунгер), из которых 29 - по приговору военно-следственной комиссии.
Из тридцати пяти расстрелянных – двое являлись выборными сотрудниками Филькинского сельсовета, шесть человек, арестованные 18 ноября (1 декабря) и позже расстрелянные в Надеждинске, - членами Петропавловского Совета, руководителями местной милиции и общества потребителей. До настоящего времени не установлено место захоронения казненного белогвардейцами фельдшера из Надеждинского завода, анархиста по убеждению И.Р. Хлебникова.
В Богословском заводе было расстреляны 7 членов отряда Ф.И. Огородникова, участвовавших в подавлении Никито-Ивдельского восстания (Богословский краевед. Несправедливо забытые имена. 18.09.2020 г.). Однако, в вышеупомянутой книге «Революция. Устные рассказы уральских рабочих о Гражданской войне» 1931 года издания, были опубликованы анонимные воспоминания бывшего слесаря Богословских железнодорожных мастерских (записанные 18 июля 1928 года в Кушве) утверждавшего, что при повторном приезде в БГЗО князя В.А. Вяземского в Богословске было расстреляно 12 человек. Кроме того, в публикациях, посвященных истории Карпинска (бывшего Богословска), утверждалось, что 18 сторонников Советской власти были расстреляны на Кытлымских приисках, а их тела – сброшены в шахту (Лариса Рейснер. Кытлым (платина). Избранное. М., 1980, с.304; Киселёв Т.П., Изман Е.Н. Очерки истории Урала, выпуск 71. Кытлым). Причем, по мнению отца и сына М.Т. и О.М. Долгиревых, «зачистку» кытлымских приисков производила комендатская команда, откамандированная все тем же князем В.А. Вяземским.
Краснотурьинский краевед Борис Углицких в художественно-историческом очерке «Краснотурьинск - уральский северный мой город» писал: «В Турьинских Рудниках массовых расстрелов не было, но по доносам были арестованы более 200 человек, многие из которых были наказаны шомполами и нагайками. Активистов Советской власти А.Л. Анашкина и Д.И. Пушкарева увезли в Верхотурье и там порубили шашками… Даже после отъезда из поселка отряда Казагранди белогвардейская власть хозяйничала в нем, проводя обыски и арестовывая коммунистов и им сочувствующих. Так, 7 ноября 1918 года были арестованы и отправлены в Надеждинск М.Е. Якушев (он при большевиках ведал вопросами продовольствия), М.Г. Миков (военный комиссар и начальник милиции), Р.П. Жуков, Д.Я. Гребенкин (член комиссии по изъятию имущества купца Шадрина), А.И. Богашов, А.П. Ракульцев, А.Ф. Починигин. Арестовали белогвардейцы и Кузьму Григорьевича Назарова, оставшегося в родном поселке после ранения, полученного под Ивделем. После прибытия в поселок карательного отряда во главе с князем Вяземским 14 ноября 1918 года всех арестованных привезли из Надеждинска в Турьинские Рудники. А 19 ноября их на берегу реки Турьи (за Песчанским мостом) заставили вырыть могилу, раздели и расстреляли».
Значительная часть арестованных сторонников Советской власти были отправлены в Верхотурскую тюрьму (некоторые из них были казнены при пресечении попытки к бегству, кто-то был расстрелян в Верхотурье и лишь единицы были отправлены в Пермь и дожили до своего освобождения бойцами Красной армией).
Кроме поселков Богословского горного округа, белогвардейцы проводили карательные операции в селах Екатерининка и Никито-Ивдель, приисковых поселках Преображенке, Сольва и Лангур. Арестам, издевательствам и телесным наказаниям подвергались не только мужчины, заподозренные в сочувствии к большевикам, но и члены их семей (женщины и подростки). В Никито-Ивделе порки плетьми и шомполами производились в здании Северо-Заозерского приискового управления, в поселке Лангур – в доме бывшего управляющего Южно-Заозерской дачи Полякова, в селе Екатерининка – в доме купца Шадрина. В селе Всеволодо-Благодатское 3 декабря 1918 года был расстрелян начальник местной почтово-телеграфной конторы В.А. Плаксин.
В Сосьвинском заводе также производились порки нагайками и шомполами, были казнены жена доктора Д.З. Жукова, член местного Совета Е.И. Маратканов, капитан парохода «Удалой» (до весны 1918 года носившего название «Пётр») Г.П. Светлаков, красногвардейцы отец и сын Сучкины (видимо находившиеся в поселке на излечении). Вроде бы единицы, но, при этом, стоит учитывать, что к октябрю 1918 года многие рабочие завода воевали в составе различных красногвардейских отрядов, а почти все члены Сосьвенского Совета эвакуировались в Надеждинск еще до возвращения в поселок отряда Кадцына, а 23 сентября (8 октября) 1918 года. Кроме этого, жители поселка, симпатизировавшие большевикам, эвакуировались в Надеждинский завод на судах «Тавдинской экспедиции»: «Остались только те, которые ждали белых, т.е. зажиточные крестьяне и кулаки, старавшиеся распускать самыя нелепыя слухи про красных» (Воспоминания В. Зотова. ЦДООСО. Ф.41, Оп.2, Д.199, л.37), а, по окончанию Гражданской войны, период белогвардейской оккупации Сосьвенского завода никого из местных историков не заинтересовал, тем более, что, после закрытия предприятия в 1924 году и отправки его оборудования в Кузнецк, большая часть рабочих отправилась в след за заводскими машинами в Сибирь.
Кроме казней, пыток и телесных наказаний, белогвардейцы в последние месяцы своего пребывания в Богословском горном округе, пытались уничтожить все продовольственные склады и хлебные амбары, обрекая местное население на голод. На одном из допросов, помощник командира надеждинской комендантской роты П.Н. Арапов показал: «Когда я был начальником Северного отряда у белых, во время эвакуации летом 1919 г., мне было приказано эвакуироваться на Берёзов, причём уничтожить имеющийся запас хлеба (речь идет о оставлении белыми Ляпинской пристани, где на баржах и в амбарах хранились значительные объемы зерна – Ю.Н.)» (УГААОСО. Ф.1, Оп.2, Д.47413, л.5). Костлявая рука голода заставляла семьи рабочих от мала до велика запасаться на зиму грибами, ягодами и кедровый орехом (прилегающие к поселку земли, по причине их загрязнения отходами заводского производства, были малопригодны для огородничества). В своем дневнике житель Надеждинска Б.К. Луканин 15 сентября 1919 года писал, что после освобождения Урала от Колчака хлеб стали выдавать регулярно, хотя и мало. Если исходить из норм выдачи хлеба, увеличенных в апреле 1920 года (200 грамм на рабочего в сутки, 150 грамм - на служащего, 50 грамм – на иждивенца и по 100 грамм на детей), можно представить себе предыдущие нормы, которые были значительно ниже чем в Ленинграде в самый тяжелый период блокады в ноябре-декабре 1941 года.
Надо заметить, что личность назначенного советской историографией на роль главного колчаковского палача севера Верхотурского уезда корнета князя В.А. Вяземского, отлично вписывалась в обобщенный портрет белогвардейского офицера-карателя со всеми присущими этому типажу фактами биографии и чертами характера. Отпрыск «захудалой» ветви князей Вяземских, носящий младший офицерский чин, грубиян, картежник и пьяница как никто другой подходил на избранную для него роль классового «врага трудового народа», олицетворяющего бессмысленные по своей жестокости судороги «старого мира», отряхнуть прах которого и было главной целью Гражданской войны.
Досрочно исключенный за провинности из кадетского корпуса, военную службу он проходил в качестве вольноопределяющегося в Московском драгунском полку. Выйдя в отставку, все свободное время В.А. Вяземский уделял охоте и предавался разгульной жизни в своем имении, расположенном в Козельском уезде Калужской губернии. Юлия Пионтковская, научный сотрудник Калужского областного художественного музея и регионального фонда «Возрождение калужской усадьбы» писала: «По комнатам попелёвского дома бродили собаки, повсюду валялись уздечки, нагайки и охотничьи принадлежности, а молодой барин проводил время на охоте или в разъездах по округе, не пропуская ни одной деревенской свадьбы или престольного праздника». На 1914 год В.А. Вяземский числился уездным предводителем дворянства Калужской губернии.
После начала Империалистической войны, он был призван на военную службу и направлен в Острогожскую школу прапорщиков, расположенную в одноименном уездном городе Воронежской губернии. Приемная дочь князя Вяземского Татьяна Аксакова-Сиверс в своей книге «Семейная хроника писала, что в Острогожске он чувствовал себя как рыба в воде «в компании грубых, кутящих военных, напоминавших ремонтеров прежних лет», и по окончании учебных курсов был произведен в корнеты (нижнего офицерского чина кавалерии, соответствующего званию хорунжего в казачьих войсках, прапорщику в пехоте и мичману на флоте, причисленного по реформе военного чинопроизводства 1884 года к 12-му классу Табеля о рангах, в одном классе с пехотными подпоручиками с правом ношения тех же погон).
При содействии своей супруги, дочери члена совета Санкт-Петербургского Северного банка Гастона Эшена, «воспитанный на идеях неглубокого, но весьма шумного патриотизма, не готовый нести службу в тылу на какой-нибудь маленькой должности и служить предметом насмешек подобных ему Фарлафов», В.А.Вяземский был зачислен в Кабардинский полк формирующейся Туземной конной дивизии и до февраля 1916 года находился при ее штабе в должности ординарца командующего дивизии Великого князя Михаила Александровича. Несомненно, что он находился рядом с Великим князем в период пребывания последнего на фронте и во время частых и продолжительных его отлучках в тыл. Скорее всего, значительную часть 1915 года он находился при великом князе в Гатчине. После убытия Михаила Романова из армии вследствие обострившейся язвы желудка, В.А. Вяземский продолжил службу в должности ординарца нового командира Кабардинского полка полковника В.Д. Старосельского и в боевых действиях участия не принимал (в пользу данного предположения свидетельствует отсутствие фамилии В.А. Вяземского в приказах по военному ведомству о производстве в вышестоящие офицерские звания).
Остается невыясненным факт участия Вяземского в Корниловском мятеже в конце августа 1917 года, когда Кабардинский полк и Осетинская пешая бригада Туземной дивизии, расквартированные на территории Псковской губернии, были направлены для захвата Петрограда и ареста Временного правительства. При этом, офицеры и нижние чины Кабардинского полка открыто высказывали идеи возведения на престол бывшего командира дивизии Великого князя Михаила Александровича, о отрекшегося от власти Николая II собирались взять на содержание в Кабарду. 31 августа, после сложных переговоров, командование Туземной дивизии признало власть Временного правительства, после чего полки были направлены на «отдых» к местам своего формирования на Северном Кавказе, с дислокацией штаба дивизии во Владикавказе. Кабардинский полк, расположенный в Нальчике, как и остальные части Кавказского конного корпуса, после Октябрьской революции перешел в подчинение Центрального Комитета Союза объединенных горцев Северного Кавказа, Дагестана и Абхазии. После создания 1 декабря 1917 года Временного Терско-Дагестанского правительства и обострения на Северном Кавказе межнациональных конфликтов, русские офицеры Туземной дивизии стали массово увольняться со службы или испрашивать отпуска с сомнительными перспективами возвращения в свои части. Среди отставников оказался и корнет В.А. Вяземский, приехавший в декабре 1917 года в Козельск, где находилась его супруга, выселенная представителями новой власти из их Попелевского имения.
Приемная дочь князя Вяземского Татьяна Аксакова-Сиверс в своей книге «Семейная хроника» писала, что в феврале 1918 года Владимир Алексеевич с семьей перебрался в Москву, остановившись в Замоскворечье в доме В.Л. Кавелина. В конце мая, по просьбе Натальи Сергеевны Брасовой (супруги Великого князя князя Михаила Александровича) он с женой перебрались в Гатчину, а начале лета 1918 года, после первых известий о мятеже чехословацкого корпуса и начале Гражданской войны, Владимир Алексеевич, переодетый в форму железнодорожного служащего, двинулся на Урал, надеясь вызволить Великого князя Михаила Романова из Пермской ссылки. Со слов той же Татьяны Аксаковой-Сиверс, добравшись до Кургана, В.А. Вяземский вступил в кавалерийский отряд отставного ротмистра корпуса жандармов М.М. Манжетного, входившего в партизанский отряд подполковника И.С. Смолина.
В составе отряда Смолина Вяземский участвовал во взятии Тюмени 20 июля 1918 года, после чего полковник Г.А. Вержбицкий, осуществлявший общее командование малочисленными отрядами добровольцев на Северо-западном направлении, включил кавалерийский отряд М.М. Манжетного в 16 сабель в состав 6-го Степного Сибирского полка полковника К.С. Киселева.
В составе кавалерийской группы 6-го Степного Сибирского полка поручика Волкова, бойцы ротмистра Манжетного были отправлены на пароходах по рекам Туре, Тоболу и Тавде, с задачей захвата пароходных Каратунских пристаней и находящейся около них железнодорожной станции Тавда. Согласно историографии советского периода, именно на Каратунских пристанях и произошла первая встреча оряда ротмистра М.М. Манжетного с красногвардейцами Надеждинского завода.
Дело в том, что в виду тяжелой обстановки с продовольствием, сложившейся в Богословском горном округе весной 1918 года, Окружной Совет БГЗО совместно с Уралсоветом организовал в июне 1918 года продовольственный отряд под командованием уроженца Екатерининского прииска - члена Екатеринбургского ВЧК Николая Михайловича Вотинова. Продотряд на нескольких пароходах и баржах должен был по рекам Сосьве и Тавде пройти до Тобольска, закупая по пути следования хлеб. Согласно воспоминаниям участника данной экспедиции С.А. Никитина, приведенным в статье И.А. Фомичева «Надеждинские вооруженные формирования в годы Гражданской войны»: «Каждый пуд зерна нам доставался с боем. Около месяца загружались баржи. Белые перешли в наступление. Требовалось, во что было ни стало, задержать их, пока пароходы с хлебом не уйдут вверх... Особенно сильный бой нам пришлось вести у пристани Каратунки с небольшим отрядом князя Вяземского, пытавшегося овладеть баржами с хлебом. Выполнив задачу, наш отряд вернулся в Надеждинск».
В это же время, после занятия отрядом полковника Киселева 25 июля 1918 года Каратунских пристаней и станции Тавда, белые начали движение на Туринск, в котором 27 июля к отряду Киселева присоединились партизаны штабс-капитана Н.Н. Казагранди. Через три дня объединенными силами этих отрядов без боя был взят Ирбит. Однако, «легкая прогулка» для белых на этом участке фронта закончилась и около двух месяцев им пришлось вести бои в районе Ирбитского завода и станции Егоршино. Лишь после их захвата, начальник Западно-Сибирского отряда генерал-майор Г.А. Вержбицкий получил возможность усилить воинский контингент, расположенный на станции Тавда, с целью «освобождения» населенных пунктов в верхнем течении реки Тавда и создания угрозы тылам группировки красных, обороняющей Алапаевск.
Утром 27 сентября 1918 года, выделенные для этого две роты 15-го Курганского полка под командованием ротмистра М.М. Манжетного, прибыли на станцию Тавда, где соединился с тавдинскими добровольцами и прибывшей ранее 10-й ротой 16-го Ишимского полка поручика Н. Кучевского. Объединенный отряд, усиленный добровольческой Петропавловской сотней и 7 пулеметами, общей численностью 205 штыков и 22 сабли, начал подготовку к наступлению на село Таборы, расположенное в 137 км. выше по течению реки Тавда (РГВА. Ф.39 877, Оп.1, Д.24, л.105-105об). Надо полагать, что корнет князь В.А. Вяземский в этом отряде командовал кавалерийским эскадроном.
Возвращение «Красной флотилии» в Надеждинский завод после получения ими известий о падении Алапаевска облегчило белым задачу очищение этой части Туринского уезда от войск противника, тем более, что в населенных пунктах Пелымской, Гаринской и Усть-Лялинской волостей в конце сентября вспыхнуло крестьянское восстание против Советской власти (Кручинин А.М. Под бело-зеленым знаменем. Очерки истории военных действий в Зауралье летом и осенью 1918 г. Очерки истории Урала. Вып.49. Екатеринбург, 2008 г.).
В связи занятием белыми Каратунских пристаней и станции Тавда, было прервано водное сообщение Богословского горного округа с городами Западной Сибири, откуда в обмен на железо доставлялось продовольствие и товары первой необходимости. Для восстановление речного сообщения по Тавде до пристани Бачалино, где располагались склады БГЗО, из судов Богословского пароходства, находившихся на Филькинской пристани и Сосьвенском заводе, была создана речная флотилия, состоявшая из трёх пароходов – «Богословец», «Удалой» (до весны 1918 года – «Пётр»), «Горный» и четырёх барж, приспособленных для ведения военных действий. 26 июля был сформирован красногвардейский отряд из 50-ти матросов и 70-ти солдат под командованием В.М. Горбунова и матроса Балтийского флота П.Н. Симонова, к которому в начале августа присоединился отряд из сосьвинских рабочих и рота красноармейцев из Верхотурья, а позже, в селе Городище - рота венгерских интернационалистов. Командиром сводного батальона был избран А.П. Кадцын, а комиссаром С.К. Кочнев. На пути к селу Таборы «флотилия» встретилась с бронированным пароходом белых «Мария», с командой которого произошел огневой контакт. После захвата деревни Фирули, отряд А.П. Кадцына двинулся в низ по Тавде в направлении села Таборинского, обороной которого руководил прапорщик Федор Самсонович Путилов (уроженец Тобольской губернии, выпускник 1-й Иркутской школы прапорщиков в апреле 1916 года, после чего числился в составе 11-го Сибирского запасного стрелкового полка. В январе 1920 года в чине подпоручика был захвачен в плен и до весны того же года содержался в Омском концлагере). Флотилия красных прошла мимо Таборинской пристани до деревни Носовой, где отряды спешились и повели наступление на Таборы с суши. Понеся большие потери в ходе боев за село и пристань, на совете командиров отрядов было принято решение о сворачивании экспедиции и возвращении в Богословский горный округ. Получив в селе Романово сведения о выходе белых войск на границы Верхотурского уезда, суда с ранеными были отправлены на Филькинскую пристань, а остатки батальона, на реквизированных в селе подводах, двинулись маршем по земскому тракту на Верхотурье. В различных работах, касающихся захвата сводным батальоном А.П. Кадцина села Таборы, приводятся различные датировка от 15 и 25 сентября, до 5 октября. Последняя дата, приведенная в воспоминаниях красноармейца В. Зотова (ЦДООСО. Ф.41, Оп.2, Д.199, л.27-38), крайне сомнительна, так как противоречит более надежному источнику - воспоминаниям другого непосредственного участника событий - Андрея Николаевича Лямшина, утверждавшего, что 18 сентября (1 октября) отряд Кадцына, погрузившись на суда, направился вверх по Тавде по направлению в Надеждинск.
А вот с наступлением белогвардейского отряда на село Таборы произошла некоторая заминка, вызванная задержкой вышедших из Тюмени пароходов, а имевшийся у белых тихоходный пароход «Ласточка» представлял собой малоразмерное буксирное судно небольшой грузоподьемности не был приспособлен для ведения боевых действий. Кроме того, на Каратунских пристанях белым досталось лишь несколько барж, груженых медью, каучуком, чаем, машинами и другими товарами, а после взятия Туринска, на оставленных большевиками пароходах все паровые машины были приведены в негодность и нуждались в длительном ремонте (Сибирский листок от 1 августа 1918 года).
Лишь неделю спустя отряд ротмистра М.М. Манжетного отправился вверх по Тавде, заняв 9-11 октября села Таборы и Носово, а 13 октября - деревню Кузнецовка (в № 46 издававшейся в Омске газеты «Сибирский Вестник» от 17 октября 1918 года, в сводке Штаба Сибирской армии за 16 октября 1918 года, сообщалось о занятии белыми частями на реке Тавде деревень Носово и Кузнецово и о отступлении красных вверх по реке (данные деревни, именующихся на Военно-дорожной карте Азиатской России Военно-Топографического Управления 1895 года еще как Криулино и Дворниково, были расположены в Носовской волости Туринского уезда между селами Таборинским (занятом 3 октября) и Пелымским). Предположительно, что именно после успешного продвижения вверх по Тавде последовал приказ командира 16-го Ишимского стрелкового полка Н.Н. Казагранди, в котором предписывалось «Отряду ротмистра Манжетного проследовать на Надеждинский и Богословский заводы» с постановкой задачи очищения района Северного Верхотурья от банд красных, на который ссылался серовский журналист К.В. Бобылев в статье «Гражданская война и Надеждинск. Часть 1».
Шедшая же с большим отрывом, красная флотилия благополучно прибыла в Сосьвинский завод, а через два дня – в село Романово, где раненые и больные красноармейцы были отправлены далее по Сосьве на Филькинскую пристань. Вместе с ними, в Надеждинский завод были отправлены жены и дети красногвардейцев, а также гражданское население завода, сочувствующее Советской власти. Сводный батальон А. П. Кадцина с Романовской пристани убыл на повозках в сторону Верхотурья, 12-13 октября приняв участи в боях с белыми. На следующий день после занятия города Верхотурья Северной колонной штабс-капитана Казагранди в деревню Кузнецовка пришли четыре парохода Богословского пароходства, принесшие белым известие о том, что красные войска покинули Сосьвинский завод.
Среди специалистов по истории Гражданской войны на Урале существуют разногласия и по датировке прибытия отряда Манжетного-Вяземского в Сосьвенский завод: научный сотрудник ВГИАМЗ А.Г. Борисов в статье «Жертвы Гражданской войны в Верхотурском и Сосьвинском районах» ссылался на запись метрической книги Николаевской церкви Сосьвинского завода о захоронении на приходском кладбище 6 (19) октября 1918 года, по личному распоряжению начальника отряда войск Сибирского временного правительства ротмистра Манжетного и временного коменданта Сосьвинского завода князя Вяземского, неизвестного солдата, расстрелянного большевиками и найденного зарытым в землю за заводом (ГАСО, Ф.6, Оп.19, Д.784).
А.М. Кручинин в книге «Зачарованный фронт. Бои в Лесном Зауралье в июле-октябре 1918 г.», изданной в Екатеринбурге в 2016 году указывал дату занятия Сосьвинского завода отрядом ротмистра М.М. Манжетного 17 октября 1918 года (с. 121-122, 134-135), что подтверждается сводкой за 18 октября 1918 года, опубликованной в № 47 «Сибирского Вестника» указывалось, что на реке Сосьва был занят Сосьвинский завод. И.А. Фомичевв статье «Надеждинские вооруженные формирования в годы Гражданской войны» указывал дату занятия Сосьвенского завода князем Вяземским 8 октября, а Ю.В. Гунгер, считал, что это событие следует датировать не ранее 17 октября, после чего отряд Манжетного-Вяземского поднялся вверх по Сосьве до Филькинской пристани на пароходах и захватил Надеждинский завод 20 октября 1918 года. Однако, этот факт вызывает сомнение в связи с сезонными ограничениями речного судоходства по Сосьве и Тавде, вызванными осенним обмелением рек и «рекоставом», наступавшим, обычно, не позднее 5 октября.
Техник путей сообщения В.Я. Бабурин, проводивший исследования реки Сосьвы в 1912-1913 годах, указывал, что судоходная часть на участке от Филькинской пристани до Сосьвенского завода была значительно мельче, а обилие перекатов делала судоходство по этой части реки весьма затруднительным. Осадка судов, плавающих здесь, не превосходила 4 четвертей аршина и пароходы «Петр» и «Богословец», занятые работой на этом участке, принадлежали к малому типу паровых судов, имеющих 40 сильную мощность и осадку около 1 aршина. Только в годы, особенно обильные водой судоходство продолжалось здесь всю навигацию; обычно же оно на время мелководья прерывалось на более или менее продолжительное время. Перерыв судоходства в 1912 году больше чем на 3 месяца был главной причиной, принятого Богословским Обществом решения спешно соединить Филькинскую пристань с Сосьвинским заводом узкоколейной ж. д. и, таким образом, избежать в будущем затруднений в доставке грузов между этими пунктами. Участок же от Сосьвенского завода до впадения в реку Тавду, протяженностью до 180 верст, будучи пополняем водами реки Ляли, был значительно многоводнее первого. Только в редкие годы вода падала здесь до 4 четвертей аршина, обыкно¬венно же фарватер имел глубину до 6 четвертей аршина в межень, благодаря чему этот участок допускал судоходство в течение всей навигации пароходами среднего типа - до 80 номинальных сил и осадкой в полтора аршина. (Бабурин В.Я. Река Южная Сосьва (приток р. Тавды). Томск, 1916 г. с.7-8).
Согласно приведенным тем же В.Я. Бабуриным данным, рекостав (ледостав) на судоходной части Сосьвы в 1906-1913 годах происходил в первой половине октября месяца с завершением навигации в период 30 сентября - 11 октября по старому стилю (там же. с.4). Согласно же графика ежегодного изменения температуры воздуха, опубликованном доктором биологических наук, специалистом по дендроклиматологии Р.М. Хантемировым, в 1917-1919 годах на Урале отмечено пиковое смещение температурного режима в сторону похолодания в сравнении с аналогичным периодом 1913-1915 гг. (Еженедельник «Аргументы и Факты» № 23 «АиФ Урал» 7 июня 2017 года), т.е. рекостав на реке Сосьве мог наступить ранее предыдущих дат, указанных В.Я. Бабуриным.
Кроме того, стоит отвергнуть версию о прибытии белых в Надеждинский завод по узкоколейной железной дороге, так как ее строительство осенью 1917 года было заброшено в 20 верстах от Сосьвенского завода (участок железной дороги от деревни Сотрино до Сосьвинского завода был достроен в 1920 году).
Противоречат факту занятия Надеждинского завода отрядом Манжетного-Вяземского и источники советского периода (вышеуказанная повесть З.В. Рихтер и воспоминания земского врача П.В. Соловьева), утверждавшие, что В.А. Вяземский прибыл в Надеждинск из Верхотурья приблизительно через две недели после его захвата белогвардейцами. Таким образом, получается, если исключить факт захвата Надеждинска отрядом Манжетного-Вяземского, необходимо рассмотреть иные версии этого события, кроющиеся в обстановке на фронте в районе Верхотурья и действиях других подразделений Северной колонны штабс-капитана Н.Н. Казагранди.

Борисов А.Г. в вышеупомянутой статье «Жертвы Гражданской войны в Верхотурском и Сосьвинском районах», опубликованной в сборнике материалов научно-практической конференции «Гражданская война на Урале» 2012 года, упоминает о захоронении в селе Романово 8 (21) октября двух местных крестьян, убитых красноармейцами 24 сентября (9 октября) 1918 года. То есть, захоронения неизвестного солдата в поселке Сосьвенского завода, было совершено уже после отбытия из поселка отряда ротмистра Манжетного, которому пришлось отказаться от наступления на Надеждинск по имеющейся грунтовой дороге из-за наступившей осенней распутицы и двигаться из Романово в западном направлении на соединение с частями 19-го Петропавловского полка, наступавшим на север от станции Ляля Богословской железной дороги. При этом, корнет князь В.А. Вяземский был оставлен в Сосьвенском заводе в должности временного коменданта.

Встреча этих белогвардейских подразделений, предположительно, произошла в поселке Лобва, который, согласно воспоминаний местной жительницы Прасковьи Кузницыной, был занят добровольческой дружиной во главе с сыном кулака Николаем Коптяковым еще утром 17 октября. С ее слов, коптяковские ополченцы по личной инициативе произвели кровавую расправу с семьями коммунистов и сочувствовашими советской власти, а по прибытию позднее в поселок солдат штабс-капитана Казагранди, на службу в их отряд добровольно поступили лобвинские богачи Ковязин, Тягунов, Кухарёв, Игошин и Щекин: «Белые заставили жён убитых красногвардейцев Ханкевича и Белицкого выкопать из могилы и сжечь их тела, избили до полусмерти отца и мать коммуниста Усатова, расправились с Христофоровым». По другим источникам, дружина Лобво-Лапаевской волости Николая Коптякова заняла поселок и станцию Лобва утром 9 октября, за неделю до прибытия отряда Манжетного в Николае-Павдинский горный округ. Однако, эта версия не согласуется с данными о том, что в ночь с 8 на 9 октября из Лобвы в Нытвенский завод отбыл эшелон с 35-ю семьями партийных и советских работников и документами местного Совета, а 12 октября - через станцию Верхотурье прошел последний эшелон Окружного Совета Богословского горного округа. Противоречия датировки занятия дружиной Николая Коптякова Лобвы легко устранимы, если предположить, что «коптяковцы» первоначально захватили Никольский поселок и лесопильный завод «Барри и Железняк» на речке Лямпа, отделенный от самой Лобвы речкой Теребиловкой, а железнодорожная станция Лобва и лесозавод Николае-Павдинского округа удерживались красногвардейскими отрядами до окончания эвакуации советских учреждений БГЗО.

В тоже самое время, с юга-востока от Верхотурья, на так называемом «Путимском плацдарме», прикрытие Богословской железной дороги осуществлял отряд Волкова, усиленный остатками отряда А.П. Кадцева, прибывшего в Верхотурье по Романовскому тракту. 13 октября 1918 года они были вынуждены начать отступление с Ирбитского тракта («Путимского плацдарма») на заранее подготовленные позиции в устье реки Актай, обходя Верхотурье с восточной и северной стороны, двигаясь по бездорожью через деревню Бердунову и поселок Дураненский (Таволжанский) на Верхотурско-Романовском тракте. Вместе с отрядами, защищавшими Ирбитский тракт, «по лесам и полям» отступал знаменитый уральский писатель Павел Петрович Бажов, служивший тогда редактором газеты «Окопная правда» 29-й дивизии, которого, нынешние переписыватели истории, всячески стараются представить идейным противником большевиков, разрушивших «уникальный горнозаводской мир Урала». Все эти разрозненные и малочисленные группы красногвардейцев были включены в состав 5-го Волынского полка 29-й стрелковой дивизии отдельной ротой под командованием К.С. Чадова и еще полтора месяца сдерживали наступление войск генерала Вержбицкого.

Также надо учитывать, что захват Богословского горного округа планировался белыми еще до занятия Алапаевска и Верхотурья. Этот факт подтверждается приказом штабс-капитаном Н.Н. Казагранди № 117 от 25 сентября 1918 года: «Командиру третьей роты особого назначения подпоручику Ивану Степановичу Шнеур. Настоящим Вы командируетесь в Ново-Лялинский, Лобвинский, Надеждинский и другие заводы Верхотурского уезда для восстановления демократической народной власти и порядка в указанных заводах и селениях и для борьбы с насильниками большевиками. В пределах указанного выше Вы обладаете полнотой военной власти». Однако, ни в конце сентября, ни в начале октября, выполнить поставленную эту задачу не представлялось возможным, так как отряды Красной армии еще контролировали населенные пункты по рекам Тагил и Туре севернее Рычково-Измоденово, перекрывая подступы к городу Верхотурью, а также выходу к Богословской и Уральской горнозаводской железной дорогам. Низовья реки Тагил оборонял красногвардейский отряд уездного комиссара милиции Александра Степановича Волкова, основу которого составляли добровольцы из рабочих Надеждинского завода, пополненный красногвардейцами Нижнего Тагила, Кушвы, Верхней Туры и других заводов. Этот отряд, участвовавший в июне 1918 года в ликвидации контрреволюционных мятежей в Невьянске, в Дерябинской и Меркушинской волостях, с июля 1918 года взял под охрану «Болотовский» участок Восточного фронта, перекрыв дороги из Туринска на Верхотурье через села Фоминское и Болотово, а отряд уездного военкома Зотея Ершова, занял оборону Ирбитского тракта по правому берегу реки Тагил в Топорковской и Михневской волостях.

В это время, по приказу нового командующего Северо-Уральским фронтом генерал-майора Р. Гайды от 8 октября 1918 года, колонна полковника И.С. Смолина двинулась к Нижнему Тагилу, приняв от чехов фронт в районе станция Баранчинская - Лайские заводы только 12-14 октября из-за многочисленных разрушений Алапаевской железной дороги отступившими частями красных войск. Северная же колонна штабс-капитана Н.Н. Казагранди, включавшая в себя 16-й Ишимский полк, находящийся в процессе формирования 19-й Петропавловский полк капитана А.А. Куренкова, сотню 2-го Сибирского казачьего полка, 2-ю и 4-ю Степные легкие батареи, ведя непрерывные бои на Верхотурском направлении, 4 октября взяла деревню Топорково, а к 6 октября, вышла на линию реки Тагил. Восточнее основных сил, по Ирбитскому тракту вдоль реки Туры наступал 2-й батальон 16-го Ишимского полка под командованием штабс-капитана А.И. Метелева. Противостоящие им сылы Красных под командованием З.М. Ершова превосходили отряд Н.Н. Казагранди по численности, но решительно уступали им в боеспособности и, зачастую, без особых на то причин, оставляли свои позиции или разбегались. После гибели в бою у деревни Измоденово Ершова, 10-11 октября части отряда Н.Н. Казагранди перешли через реку Тагил у деревни Ковали и оттеснили красногвардейские отряды к селу Салдинскому, 12 октября - к деревне Торговая Гора, а 13 октября - взяли город и станцию Верхотурье. Остатки красных войск, кроме частей, оборонявших «Актайский рубеж», отошли к станции Корелино, расположенную юго-западнее Верхотурья и были включены в состав Кушвинской группировки 3-й Красной армии.

14 октября 1918 года генерал Вержбицкий отдал штабс-капитану Казагранди приказ выдвинуть 19-й Петропавловский полк в сторону станции Ляля с целью обеспечения безопасности города и станции Верхотурья с севера. Надо полагать, что это направление считалось Г.А. Вержбицким второстепенным, так как основные силы Северной боевой колонны, и в том числе 16-й Ишимский стрелковый полк, предписывалось сосредоточить на Кушвинском направлении по линии дальнейшего наступления вдоль железной дороги, Нижнетуринского тракта и реки Туры в направлении станции Карелино и Верхне-Туринского завода.

Временная стабилизация фронта позволила штабс-капитану Казагранди «завершить» освобождение Богословского горного округа от большевиков 20 октября 1918 года (в сводке Главного штаба Сибирской армии за 21 октября утверждалось, что 20 октября Сибиряками были заняты Надеждинский и Богословский заводы» («Сибирский вестник» № 49 вторник 22 октября 1918 г.)). Данная дата подтверждается многочисленными документами архивных фондов НТфГАСО и АОАСГО. Старший научный сотрудник сектора истории общественно-политического развития Института истории СО РАН Симонов Д.Г., специализирующийся по истории Русской армии XX века, в своей работе «Ишимский полк: из истории белогвардейских вооруженных сил в Сибири: (1918 год)», изданной в историко-краеведческом альманахе «Коркина слобода: Выпуск № 4. 2002 г.», указывал, что «Воспользовавшись заминкой, часть Ишимского полка белых захватила Туринские рудники, Ивдель и Надеждинский завод». Хотя, он же в монографии «Белая Сибирская армия в 1918 году», изданной в Новосибирске в 2010 году, ссылаясь на один из документов фонда «Управление 2-го отдельного Сибирского корпуса (1918-1919)» (РГВА. Ф.39498, Д.47, л.8), а также выпуск газеты «Зауральский край» от 6 ноября 1918 года, приводил дату занятия Надеждинского и Богословского заводов - 18 октября 1918 года.

При этом, пребывание самого Н.Н. Казагранди в БГЗО (если этот факт, в дальнейшем, найдет свое подтверждение) носило кратковременный характер, так перед его Северной колонной стояла задача наступления как против частей Красной арми, занимавших оборону на берегу реки Актай (левому притоку Туры) и южнее Верхотурья в районе станции Карелино, так и в направлении села Караульного на Николае-Павдинский завод. Скорее всего, оставив в БГЗО несколько наименее способных младших офицеров для мобилизации местных сторонников Белого движения, назначив комендантом округа подпоручика Переверзева, а начальником милиции - поручика Соловьева, командующий Северной колонны все свои усилия направил на выполнение поставленных перед его войсками задач выхода на Бабиновский тракт и Пермскую горнозаводскую железную дорогу. В соответствии с этими планами основная часть отряда Манжетного были направлена на фронт, куда же были направлены и мобилизованные жители Богословского горного округа, включенные в состав 9-й роты 16-го Ишимского полка (с 24 ноября командование этой ротой было возложено на сына надеждинского торговца и участника Империалистической войны штабс-капитана Я.М. Чертищева, представленого к чину капитана за отвагу в бою под Верхнетуринском заводе 4 декабря 1918 года).

А корнет В.А. Вяземский, отозванный из Сосьвинского завода, был назначен на должность коменданта освобожденной части Николае-Павдинского горного округа с центром в поселке Новая Ляля, отметившись участием в бою с красными, занимавшими оборону западнее города Верхотурья. 29 октября командир 29-й стрелковой дивизии М. Васильев доносил штабу 3-й армии РККА, что китайский батальон, перейдя реку Актай, выбил противника из двух рядов окопов и отбросил его к Верхотурью. Однако, развить дальнейшее наступление красным войскам не удалось, так как противник перешёл в контратаку со станции Ляля и, под угрозой окружения, китайские интернационалисты были вынуждены отойти на правый берег реки Актай (Вспомогательный фонд ВГИАМЗ. 2494, л.50).

Предположение Ю.В. Гунгера о том, что эта контратака белых производилась, якобы, со стороны Старой Ляли, не выдерживает критики, так как, поселок бывшего медеплавильного Лялинского завода, закрытого в 1799 году, (именовавшийся в то время в официальных документах и легендах карт как Лесопильный или Лесопильня по месту расположения лесопильного завода, построенного в 1904 году владельцем Николаево-Павдинского горного округа астраханским купцом Воробьевым), находился в глубоком тылу «актайской» группировки красных войск. Лесопильный (Старая Ляля) был занят частями Отдельного батальона Северной колонны под командой капитана А.А. Куренкова лишь после 8 ноября 1918 года, освобожден отрядом Б.В. Дидковского и снова занят белыми после разгрома отряда павдинских красногвардейцев у деревни Мелехино 12 ноября (позднее, Ю.В.Гунгер в своем очерке «Герой Гражданской войны Б.В. Дидковский: мифы и реальность», опубликованном в сборнике материалов научно-практической конференции «Верхотурский уезд в истории России» в 2016 году, утверждал, что Старую Лялю солдаты 1-го батальона 18-го Тобольского полка под командованием поручика Галкина заняли вообще 30 ноября, прибыв туда по узкоколейной железной дороге после захвата станции Выя).

О том, что какие-то части группы войск Н.Н. Казагранди действовали на северном фланге 29-й дивизии РККА, свидетельствуют и данные о 11-ти красноармейцах и китайцах, захваченных в плен в боях на реке Актай и расстрелянных на Романовском тракте, приведенные И.А. Фомичевым и А.Г. Борисовым в статье «Верхотурский уезд в период революций и Гражданской войны. Верхотурье» 2009 года издания.

«Командировка» В.А. Вяземского в начале ноября 1918 года в Надеждинск скорее всего была связана с наведением порядка в Богословском горном округе, организацией военно-следственной комиссии и рекрутировании части благонадежного мужского населения в Белую армию. Темже самым, до назначения его на должность начальника Северного экспедиционного отряда, В.А. Вяземский занимался и в Николае-Павдинском горном округе.

В приложении к реестру объектов исторического наследия местного значения Новолялинского городского округа на 1 февраля 2013 года указано, что военная комендатура Николае-Павдинского горного округа во главе с князем Вяземским размещалась в поселке Новая Ляля в доме заведующего хозяйством по механической обработке древесины Николае-Павдинского горного округа инженера Николая Павловича Молочникова по улице Почтовой, в котором, позднее, размещался местный Дом пионеров. Этот же документ содержит сведения о причастности В.А. Вяземского к физическим расправам над местными жителями, а также к расстрелу рабочих Васильева, Смирнова, Мачехина, Обухова, Огаркова, Смирнова, Сторожева, Чиркова, Шабалина, Ярославского и Смирнова, захороненных в братской могиле на городском кладбище.

При комендатуре, должность земского начальника Ново-Лялинской и Новоселковской волостей (выделившихся в августе 1917 года из состава Караульской волости) занимал почетный гражданин Вайпалин Иван Алексеевич, происходивший из сельских обывателей Турьинских рудников. Он начинал свою педагогическую деятельность в 1889 году в Ивановской (Андриановской) начальной школе, после чего в 1890 году был переведен учителем в Коптяковское народное училище, а в ноябре 1895 года – в Надеждинское начальное училище. Кроме того, согласно воспоминаний ветерана Лялинского бумкомбината Ф.И. Андруховского, секретарем Следственной комиссии в поселке Новая Ляля служил бывший слесарь механических мастерских и бумажной фабрики Половинкин.

Вероятно, именно в период с конца октября по декабрь 1918 года на территории Николае-Павдинского горного округа В.А. Вяземским был сформирован кавалерийский эскадрон из 42-х сабель, состав которого известен по «Списку солдат Отдельного Эскадрона Корнета князя Вяземского при 16-м Ишимском Сибирском стрелковом полку семьям, коим требуется пособие» (РГВА Ф.39636, Оп.1, Д.30, л.7). Костяк эскадрона составили добровольцы из числа зажиточных крестьян Лобво-Лапаевской и Караульской волостей, так как большинство жителей Лобвы, Новой Ляли и белорусских поселенческих поселков, расположенных вдоль дороги из Лобвы на Романовский тракт, считались белогвардейцами политически неблагонадежными».

Особенно богат документальными свидетельствами «поход» отряда князя В.А. Вяземского в приполярный Урал с целью установления контроля зауральской части Сибиряковского тракта. Дело в том, что после занятия Архангельска интервентами, перехода гражданской власти в руки эсера Чайковского и образовавшего антибольшевистского верховного управления Северной области, англо-французские оккупационные войска приступили к выполнению задачи захвата железной дороги Архангельс-Вологда, всей линии Мурманской железной дороги и Петрограда, а их белогвардейские «союзники» сосредоточили свои усилия на освобождении от большевиков Печорского края и соединении с армией Колчака по линии Усть-Сысольск - Саран-пауль - Березов.

В своих воспоминаниях «Две жизни», изданных Воениздатом в 1958 году, генерал-лейтенант А.А. Самойло, исполнявший в конце 1918-начале 1919 года обязанности начальника штаба Беломорского военного округа, писал: «Для сообщения между Архангельским районом и Печорским краем не было почти ни дорог, ни перевозочных средств. Единственный проложенный путь шел из Архангельска к селу Усть-Цыльма, к сердцу Печоры, этой артерии, которая и питала весь край своими богатствами и служила дорогой для передвижения всех жизненных припасов, необходимых населению и армии. Печорский край был тесно связан с городом Чердынью, то есть с Пермью, Нижним-Новгородом и Обью (через приток Печоры - Щугор), с одной стороны, и с Ярославлем, Вологдой и Архангельском - с другой. Наша 6-я армия вела борьбу с интервентами и белогвардейцами и на территории Печорского края. Она черпала из Сибири через эту территорию значительные хлебные запасы, столь нужные и самой армии, и местному населению. Своими скудными перевозочными средствами 6-я армия сумела вывезти из-за Урала свыше 10 тысяч пудов хлеба… Для доставки хлеба из Зауралья 6-я армия наметила транзитные пути из Сибири через Соликамск или Чердынь и далее на Усть-Сысольск, Котлас или по древнему направлению («из Булгар в Югру») - через Троицкое-Печорское на Чердынь (соединение Камы и Печоры) … В район Печоры был брошен отряд Мандельбаума с целью препятствовать связи интервентов с Колчаком. Наиболее опасным в данном отношении был для 6-й армии декабрь 1918 года, принесший неустойку 3-й армии на Восточном фронте и захват Колчаком Перми, а на Северном фронте, в Печорском крае, - активные и успешные действия чехословацких отрядов против афериста Мандельбаума (С.86-93)».

Профессор кафедры истории Тюменского пединститута П.И. Рошевский в книге «Гражданская война в Зауралье», изданной в Свердловске в 1966 году, писал, что 30 ноября 1918 года отряды белогвардейцев, подчинявшихся Временному правительству Северной области и местные ополченцы отбили у отряда Морица Мандельбаума на верхней Печоре Усть-Цильму, Усть-Усу, Ижму, Мохчу и другие населенные пункты, приблизившись к Усть-Щугору. На соединение с эитими силами, Н.Н. Казагранди срочно направил из Ивделя в Саранпауль отряд белочехов из 134 человек поручика Шепека и комендантские подразделения Северо-Верхотурского района под общим командованием корнета князя В.А. Вяземского (с.171). Другой тюменский историк-краевед и бывший сотрудник КГБ А.А. Петрушин в первой книге «На задворках Гражданской войны», изданной в 2003 году, писал, что В.А. Вяземский для нужд своего отряда мобилизовал 50 остяков вместе с оленьими упряжками. К 19 декабря 1918 года отряд князя Вяземского занял Мункежские (Мункесские) юрты, а 22 декабря - село Щекурья, расположенное в 5 верстах от Саран-пауля Ляпинской инородческой волости Березовского уезда. Однако, в тот же день, вернувшийся из разведки основные силы отряда И.М. Зарубина выбили белых из Щекурьи, захватив в числе трофеев 28 винтовок, 10 дробовиков, 50 пар лыж, 50 оленьих нарт и 150 оленей с упряжью. Попавшие в плен 16 белогвардейцев по приказу начальника экспедиционного отряда прифронтовой Чрезвычайной комиссии Морица Мандельбаума были расстреляны. По-видимому, в бою за деревню Щекурье основные потери понесли чехословаки, так как в местных архивах каких-либо данных о потерях в отряде подпрапорщика П.Н. Арапова, не имеется. В это же время, красным удалось выбить воинский гарнизон ВПСО из Ижмы, освободив от белых большую часть верхней Печоры. По мнению П.И. Рошевского, после потери Щекурьи, князь Вяземский возвратился в Ивдель, где стал дожидаться подкреплений в виде сформированного в Тюмени северного экспедиционного отряда подпоручика Лушникова, вышедшего из Тобольска 17 декабря, а также добровольческого отряда тобольских гимназистов под командованием подпоручика Туркова, отправленного на Север неделей позже. Отряды Лушникова и Туркова соединились в селе Самаровском и через Березов и Сартынью направились на соединение в Рахтыминских юртах с остатками отряда В.А. Вяземского, которым командовал либо сам князь, либо назначенный им старшим по команде П.Н. Арапов.

Об угрожающем положении на севере Урала член РВС VI-й Красной Армии А. Орехов 8 января 1919 года отправил письмо на имя В.И. Ленина, в котором говорилось: «Положение фронта нашей VI армии сугубо неприятное, отступление III армии еще больше ухудшает. В севере-восточной части нашей армии, т.е. в Печорском крае уже за последнее время (как Вы уже, вероятно, знаете из сводки) появились чехословаки под командованием князя Вяземского, стремящегося к воссоединению Урала с Архангельском. Помешать же этому воссоединению мы абсолютно не можем. Несмотря на целый ряд предупреждений и Севфронта и Реввоенсовета Республики на эту опасность мы до сих пор ничего не получили. И ежели нам своевременно не дадут сил, то через несколько времени мы будем иметь перед собой сплошной фронт противника - Архангельск - Пермь - Урал...» (Самойло А.А. Две жизни. с.94.).

Объединенные силы (условно называющиеся «отрядом князя Вяземского»), насчитывающие около 600 штыков, в ночь на 16 января 1919 года атаковали Ляпино, предварительно обстреляв поселок из бомбометов, а засланные в тыл обороны разведчики забросали штаб красных ручными гранатами. В ходе возникшей паники отряд Зарубина разбежался, потеряв при «отступлении» около 60 человек убитыми. Потери белых составили 6 убитых и 12 раненых. Погибших переправили в Тобольск и похоронили 3 февраля 1919 года. Среди них был Урий Марсин, руководитель тобольской организации еврейской молодежи «Геховер». И опять не приводятся сведения о каких-либо потерях в отряде П.Н. Арапова, до июля 1919 года дислоцировавшемся в Саран-Пауле (УГААОСО. Ф.1, Оп.2, Д.47413, л.5, об.).

Участие самого В.А. Вяземского в штурме Ляпинской пристани крайне сомнительно и не подтверждается архивными источниками. А.А. Первушин утверждал, что В.А. Вяземский после встречи с отрядом Луникова-Туркова и до марта 1919 года находился в селе Сартыньинском, увлекшись женой тобольского пароходчика Голева-Лебедева. Якобы 24 марта 1919 года в Усть-Цильме князь Вяземский провел переговоры с генерал-майором Шапошниковым, представителем Временного правительства Северной области Романовым и британскими офицерами. По итогам переговоров, Верхнепечорские волости были переданы под юрисдикцию Омского правительства. 15 апреля 1919 года Временное правительство Северной области признало власть адмирала Колчака, после чего в Омск была направлена делегация Архангельского правительства в лице князя И.А. Куракина, генерал-майора Кислицына и барона Низенгаузена. Их сопрвождал князь В.А. Вяземский, получивший в главном штабе Сибирской армии приказ вернуться в распоряжение начальника отдельного конно-егерского дивизиона М.М. Манжетного, входившего в состав 18-й Сибирской дивизии.

Однако, более вероятно, что В.А. Вяземский до захвата Саран-пауля и Ляпинской пристани «гостил» в Няксимволе в доме Филарета Рогалева, а также в Искорских юртах, где, по заведенным еще в XIX веке порядкам, в качестве представителя законной власти, собирал ясак с кочевых вогул и остяков в виде «мягкой рухляди». В Никито-Ивдель, он, скорее всего, возвратился вместе с одним из зимних «рыбных обозов», передав командование своим отрядом тому же подпрапорщику П.Н. Арапову. Это подтверждается косвенными данными, как-то «Списком лиц, занимающих заводские квартиры и дома мастеров» Надеждинского завода, составленного 26 января 1919 года, в котором числятся «дамы из Ивделя, привезенные князем Вяземским» (АОАСГО. Ф.Р-20, Оп.6, Д.880, л.28-31.), а также фотографией, на которой он «запечатлён» вместе с комендантом Верхотурского уезда Г.И. Есиповым (коллекция фотоснимков периода Великой российской революции и Гражданской войны Государственного центрального музея современной истории России (ГЦМСИР)), назначенным на должность приказом уполномоченного командующего войсками Сибирской армии от 15 марта 1919 года № 2289, (НТГИА. Ф.195, Оп.1, Д.2, л.14). Временным местом дислокации уездной комендатуры Есипов избрал Надеждинский завод, где он и мог общаться с князем Вяземским, вернувшимся из «победоносного боевого похода». Также вероятно, что ивдельские «дамы» были привезены Вяземским в Надеждинск для развлечения господ офицеров, ибо трудно себе представить какими профессиональными компетенциями могли обладать жительницы небольшого золотодобывающего поселения, жизненно необходимыми для Надеждинского сталерельсового завода или снарядных мастерских при нем.

Дальнейшие факты фронтовой службы князя В.А. Вяземского также известны по отрывочным свидетельствам, нуждающимися в уточнении и проверки. Так пермский краевед М.Г. Ситников утверждал, что В.А. Вяземский, командовавший в мае 1919 года кавэскадроном конно-егерского дивизиона Манжетного 18-й Сибирской дивизии полковника Н.Н. Казагранди, руководил расстрелом коммунистов и советский деятелей в Нытвенском заводе. А писатель и журналист С.В. Останин в своей книге «Блюхер в Кунгуре», изданной в Кунгуре в 2008 году, ссылаясь на публикацию краеведа из села Калинино (Юго-Осокино) А.П. Леонтьева воспоминаний бывшего красноармейца Василия Курочкина, приводит сведения, что в составе белогвардейцев 16-го Ишимского полка, захвативших село Юго-Осокино (Юго-Кнауфский завод) Осинского уезда, кроме русских, встречались ингуши, чеченцы и китайские хунхузы: «В селе была создана особая комиссия, которую возглавлял князь Вяземский. В комиссию вошли злостные враги местных крестьян, бывший владелец спичечной фабрики Феофанов, торговцы Колесов, Черников и Горбунов, владелец кирпичного завода Копылов, бывший волостной староста Поляков, комендант Киселев и другие… В дни колчаковского нашествия в селе и его окрестностях было расстреляно более 250 человек».

После «отступления» колчаковских армий из Прикамья и Урала в Сибирь, следы В.А. Вяземского обнаруживаются в Омске, о чем свидетельствует распоряжение адмирала А.В. Колчака министру иностранных дел И.И. Сукину сообщить Н.С. Брасовой о судьбе Великого князя Михаила Александровича и супруга своей подруги княгини Аксаковой-Сиверс-Вяземской от 15-го сентября 1919 года № 2325: «Князь Владимир Алексеевич Вяземский находится в войсках Восточного фронта и на днях был в Омске здоровым и невредимым» (Лыкова Л. А. Пермь: Тайна гибели Михаила Романова. М., 2010. с.38).

В дальнейшем, подполковник князь Вяземский получил назначение помощником командира по строевой части 1-го Конного полка Азиатской конной дивизии генерал-лейтенанта барона Унгерна (Шайдицкий В.И. На службе Отечеству (Барон Унгерн в документах и мемуарах). М., 2004 г. с.277; Волков С.В. Офицеры армейской кавалерии: Опыт мартиролога. М., 2004 г.). Из письма капитана колчаковской армии А.Е. Сотникова к представителю атамана Семёнова в Берлине Эриху фон Фрейбергу от 19 апреля 1921 года о слухах насчет проезда великого князя Михаила Александровича через Сибирь на Дальний Восток приводятся данные, что Вяземская нашла мужа в начале 1920 года, находилась при нем в Чите, а позже в Харбине: «Княгиня Вяземская, очень близкая к морганатической супруге Е.И. Высочества княгине Брасовой, в разговоре со мной перед отъе­здом очень интересовалась участью Великого Князя Михаила Алек­сандровича и говорила, что она ведет розыски вел[икого] князя Миха­ила Александровича, но пока что они безуспешны. Ею мне было дано письмо на имя княгини Брасовой, опущенное мною в Италии. Письмо было адресовано в Англию, и я, опасаясь обыска при проезде через Австрию и Германию, был принужден по совету некоторых людей сде­лать это, хотя я хотел его лично доставить по месту назначения… К княгине Вяземской в Чите относились довольно критически, считая, что она является представительницей и работницей английской партии и была очень враждебно настроена в отношении барона Унгерна, у которого ее муж командовал полком. В дальнейшем супруги Вяземские получили 5000 золотом от атамана Семенова, что не помешало им вести чуть ли не агитацию против Семенова в Харбине» (ГАРФ. Ф.601, Оп.2, Д.53, л.1-3 об.).

Конец своей жизни В.А. Вяземский провел на Лазурном берегу во Франции. Прожив какое-то время в благоприобретенном доме в немецком Висбадене, они перебрались в Ниццу, а с 1928 года в Париж. В Ницце при финансовой поддержке влиятельных родственников Эшенов и Конде Вяземские открыли маленький ресторанчик под романтическим названием «Cafe des Fleurs» («Цветочное кафе»). Там собирались известные представители эмиграции – бывший премьер Горемыкин, баронесса Икскуль, принц Мюрат Наполеон, меньшевик Церетели и другие, что, безусловно, вызывало повышенный профессиональный интерес у чекистов» (Кулешов А. Сашенька Эшен: Французская внучка русского адмирала. Родина. М., 2010. № 6. с.52-57).

Падчерица В.А. Вяземского, Татьяна Аксакова-Сиверс, в своей автобиографической книге «Семейная хроника», изданной в Париже в 1988 году, писала: «Мамин ресторанчик (Александры Гастоновны Вяземской, в девичестве Эшен), носивший название «Cafe des Fleurs» и среди русских в шутку называемый «Вяземская Лавра», находился, как я уже говорила, очень близко от набережной Quai des Anglais. Самый шикарный пляж - «La Grande Bleue» - был заполнен американцами и австрийцами. Среди них иногда появлялся Вяземский, и я краем уха слышала, как он разводил перед этими дамами всякие «турусы на колесах» о своих воинских подвигах и калужских латифундиях. Надо заметить, что в такие рассказы он пускался только в отсутствии мамы, которая ненавидела вранье, укоризненно качала головой и «портила ему всю музыку». Мама объясняла Володину «бескорыстную ложь» из любви к искусству плохой наследственностью по материнской линии (покойная Мария Владимировна Вяземская порою сильно напоминала барона Мюнхгаузена). Хвастовство на пляже было, в конце концов, только ни к чему не обязывающими пустыми словами. Гораздо хуже было то, что Вяземский очень мало помогал маме в ресторанных делах. Все его обязанности ограничивались тем, что в два часа ночи он опускал железный занавес (в прямом значении этого слова) на стеклянную дверь. В остальное время он разгуливал, заложив руки в карманы, подсаживался к столикам своих приятелей и ни за какую работу не брался. Бывали дни, когда мама не выдерживала и просила Володю взять, наконец, на себя какие-нибудь обязанности. Начиналась не то драма, не то комедия. Обиженный Вяземский заявлял, что поскольку он «в тягость» и поскольку ему скучно жить без всякой романтики, он немедленно завербуется в войска, сражающиеся в Сирии. Тут же он укладывал в ручной саквояж зубную щетку и полотенце и уходил на вокзал, откуда мама его в слезах возвращала. В таких случаях к ее утомительному дню присоединялась и бессонная ночь. Других результатов от переговоров не было. Чтобы быть справедливой, я должна сказать, что в своих личных тратах и образе жизни Вяземский был скромен, пил он мало. В светло-сером костюме, который шел ему больше, чем черкеска, он не имел вида переодетого в штатское военного и был довольно элегантен».

Исходя из всего вышеизложенного, можно делать вывод, что роль князя В.А. Вяземского в событиях Гражданской войны на севере Урала и проведении карательных операций против сторонников Советской власти на севере Верхотурского уезда несколько преувеличена, став нарицательной после разгрома армии Колчака. Однако, отрицание его участия в организации этих репрессий тоже антиисторично, так как, очевидно, что он все-таки имел мотивы для личной мести большевикам и для проведения карательных операций, располагал военно-административными компетенциями и исполнительными органами для их осуществления.

Действительно, в деле № 22 фонда Р-253 архивного отдела Серовского городского округа, где хранятся документы периода Гражданской войны, отсутствуют прямые свидетельства руководства В.А. Вяземским карательными операциями в БГЗО. Однако, этот факт не позволяет делать однозначные выводы о том, что такие документы не существовали в природе или то, что князь Вяземский, наделенный чрезвычайными полномочиями в период руководства Северной экспедицией, мог отдавать устные распоряжения о проведении карательных действий местным комендантам и начальникам следственной комиссии. Следует только гадать, чем руководствовался И.А. Фомичев, напрочь отметая участие В.А. Вяземского в белом терроре: то ли из желания примкнуть к когорте историков новой формации, то ли под впечатлением спиритического сеанса с покойными комендантами Надеждинского завода Мензелинцевым и Соловьевым. Несомненно, степень вины В.А. Вяземского, как и иных лиц, в организации массовых казней политических противников Белого движения на севере Верхотурского уезда нуждается в дополнительных изысканиях, чему бы способствовали новые работы заинтересованных архивистов и исследователей истории Урала.

Даже такие незначительные детали, как способ передвижения отряда князя Вяземского по территории Богословского горного округа, основан исключительно на предположениях Ю.В. Гунгера о том, что В.А. Вяземский и его воинский контингент транзитом проследовал из Надеждинского завода до станции Бокситы (Старый Вагран) по Богословско-Сосьвинской железной дороге (экспедиционный отряд прибыл в село Петропавловское 18 ноября, по-новому стилю 1 декабря 1918 года), что не согласуются с другими источниками на этот счет. Согласно докладной председателя комиссии Особого Совещания по обороне горного инженера Шурупова, проводившего обследование дел на БСЖД, указывалось, что подвижной состав железной дороги, состоявший на 20 января 1917 года из 29 поездных и маневровых паровозов находился в крайне плачевном состоянии, и даже, полученные в мае и декабре 1916 года 8 паровозов, к началу декабря 1917 года оказались разбиты (на 20 января 1917 года 11 узкоколейных паровозов находилось на ремонте и прогнозировалось массовое выбытие паровозов в ремонт в течении продолжающейся зимы). Также указывалась крайняя степень изношенности вагонного парка БСЖД, состоявшего из 6 служебных и 46 крытых товарных вагонов, пригодных для перевозки личного состава и снаряжения отряда князя Вяземского. Условия для ремонта и восстановления подвижного состава в Богословском депо были затруднены из-за отсутствия необходимого оборудования и квалифицированной рабочей силы.

Вряд ли эти условия изменились в лучшую сторону к декабрю 1918 года, учитывая то, что почти все мастерские к этому времени попросту не работали. Да и отсутствие снегоочистительных дрезин на БСЖД могло быть причиной полной остановки движения на дороге после ноябрьских и декабрьских снегопадов, а, управление БСЖД, не располагавшее к тому времени хоть какими-то резервами рабочей силы из числа иностранных военнопленных или китайских рабочих, вряд ли могло отправить хоть кого-то на ручную расчистку путей от снежных заносов. Так что, если предположить, что отряд В.А. Вяземского добирался из Надеждинского завода до Никито-Ивделя пешим порядком и на лошадях с остановками и ночевками в Турьинских рудниках, Богословске и Петропавловском, отпадают доводы сторонников «Белого дела» о непричастности князя Вяземского к карательным акциям в этих селениях в виду транзитного проезда его отряда по БСЖД без длительных остановок.

Кроме того, отрицая причастность В.А. Вяземского к карательным операциям в конце ноября – начале декабря 1918 года и И.А. Фомичев и Ю.В. Гунгер упускают из виду факт, что он, сопровождая ротмистра Манжетного или штабс-капитана Казагранди, какое-то время находился в Надеждинском заводе после его захвата белыми 20 октября 1918 года, а в декабре того же года, уводя на длительное время из Северо-Верхотурского района все воинские формирования, он должен был либо быть твердо уверенным в отсутствии в рабочих поселках большевистского подполья, либо, по пути на север проводить показательные акции устрашения в отношении «политически неблагонадежных» слоев населения в виде телесных наказаний правых и виноватых, а также казней арестованных сторонников Советской власти, которых к тому времени не успели отконвоировать в Верхотурскую тюрьму (операции по очищению тыла от подрывных элементов под предлогом военной необходимости широко практиковались в период Гражданской войны всеми противоборствующими сторонами и иностранными интервентами, а так же немецкими оккупантами в годы ВОВ).

И уж совсем вышеуказанными исследователями упускается из виду тот факт, что В.А. Вяземский, покинув приполярный Урал после неудачного боя за деревню Щекурья, опять-таки, находился некоторое время в Богословском горном округе, привезя с собой в Надеждинск каких-то «дам» из Никито-Ивделя. Кроме того, рассуждая на тему белого террора на севере Верхотурского уезда в конце 1918 – весной 1919 года, архивисты и музейные работники обходят стороной мотивы организаторов этих акций, одним из которых мог быть местью за казни большевиками членов царской семьи в Екатеринбурге и в Алапаевске (офицеры и нижние чины 18-го Петропавловского полка, приданные к отряду М.М. Манжетного, ранее принимали участие в извлечении из шахты № 57 тел убиенных великих князей и сестры императрицы великой княгини Елизаветы Федоровны).

Что же касательно характеристики личных качеств В.А. Вяземского, то, не отрицая его личной храбрости и наличия определенных нравственных принципов (не распространявшихся на его отношение к сельскому мужичью и пролетарскому отребью), надо признать, что он представлял собой довольно посредственную личность, лишенную способностей руководить проведением сколько-нибудь сложных военных операций (потерпев поражение в единственном незначительном боестолкновении, он самоустранился от командования вверенной ему военных сил под предлогом исполнения более важных задач). В отличие от песенных героев поручика Голицина и корнета Оболенского, более всего оскорбленных тем, что комиссары водили их девок в кабинеты, на фоне Гражданской войны на Урале он являл собой типичного представителя сословия, принявшего участие в этой войне с горьким привкусом заката и крушения старого мира. Его личная война с большевиками велась больше из чувства мести за конфискованное имение и священное право выносить ночные горшки членов царствующей фамилии, чем за политические концепты контрреформации.

В заключение своей публикации я хотел бы коснуться судьбы бывших участников Северной экспедиции князя В.А. Вяземского (Никито-Ивдельского отряда П.Н. Арапова, военнослужащих 18-го Тобольского полка, расквартированных в БГЗО и комендантских подразделений Северо-Верхотурского района), которые по диспозиции должны были оборонять западные границы Николае-Павдинского и Богословского горных округов. На карте «Наступление правого крыла Восточного фронта на Екатеринбург с 5 по 20 июля 1919 года», размещенной в разделе «Гражданская война и военная интервенция в СССР» Советской энциклопедии 1987 года издания, наступление Северного экспедиционного отряда (ОСЕВЭКа) под командой С.В. Мрачковского (входившего в состав 29-й стрелковой дивизии 3-й армии Восточного фронта) от прикамского города Дедюхин происходило в направлении истоков реки Косьвы, через Кытлымские прииски и, далее, на уездный город Верхотурье. С юга на Верхотурье, через Кушвинский и Нижнетуринский заводы, не встречая организованного сопротивления, двигалась Особая бригада М.В. Васильева. Однако белогвардейцы, не вступая в бой с частями Красной армии, бежали в Надеждинский завод, где ивдельчане и другие «добровольцы» из комендантских частей потребовали немедленной демобилизации. При этом, подчиненные П.Н. Арапова, в отличие от их «соратников» из Надеждинска, Богословска, Турьинских рудников, Лобвы и Новой Ляли, не стали эвакуироваться в Сибирь вместе с администрацией БГЗО и другими сторонниками «Белого движения», а попрятались до лучших времен на таежных заимках и золотых приисках, расположенных по притокам реки Вишеры (Улсе, Велсу, Кутиму, Федоровской и Сибиревской Мортайкам).

П.Н. Арапов и многие другие белые офицеры, осуществлявшие террор и казни на севере Верхотурского уезда и понесшие после окончания Гражданской войны заслуженное наказание, были в наши дни реабилитированы в качестве жертв необоснованных политических репрессий в соответствии с вышеуказанным Законом РФ от 18 октября 1991 года № 1761-1. Если кто-то думает, что их реабилитация проводилась в качестве гуманитарного акта с целью примирения противоборствующих сторон Гражданской войны, то он жестоко обманывается в сущности внутренней политики высшего политикума России. Нам просто намекали, что в случае чего – вернутся «ленские расстрелы», «столыпинские галстуки», белогвардейские военно-следственные комиссии и комендатуры. А наметившаяся в последние годы тенденция национализация ряда крупных промышленных предприятий, по моему мнению, не имеет никакого отношения к пересмотру итогов приватизации и восстановления «попранной социальной справедливости», а, скорее, является реакцией на изменение внешнеполитической обстановки (противостоянием с Западом) в форме обычного передела собственности, изъятой у буржуазии компрадорской в пользу буржуазии национально ориентированной.

А что Вы хотите- историю пишут победители. А сейчас победила контрреволюция - отсюда и переписывание истории с уклоном в другую сторону, благо для них РИ была не грамотна и письменные свидетельства рабочих и крестьян малочисленны, а живые свидетели уже ушли. В отличие от противоположной стороны.