Хита Урала. Клуб общения http://xn--l1adgmc.xn--h1aagkyq.xn--p1ai/ |
|
МАЛОИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ РОДОСЛОВНОЙ СЕМЬИ С.А. ГЕРАСИМОВА. http://xn--l1adgmc.xn--h1aagkyq.xn--p1ai/viewtopic.php?f=28&t=6910 |
Страница 1 из 1 |
Автор: | навроцкий юрий [ 22 мар 2023, 01:18 ] |
Заголовок сообщения: | МАЛОИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ РОДОСЛОВНОЙ СЕМЬИ С.А. ГЕРАСИМОВА. |
В многочисленных публикациях, посвященных жизни и творчеству знаменитого советского кинорежиссера Сергея Аполлинариевича Герасимова, большое место занимает биографии его отца, старших братьев и двоюродных сестер, известных благодаря своим бракам с писателями Юрием Либединским и Александром Фадеевым. Реже упоминаются его сестра, Лидия Аполлинариевна и дядя Анатолий Алексеевич. Однако, во всех этих работах довольно поверхностно освещена биография матери С.А. Герасимова, происходившей из семьи двинского купца иудейского вероисповедания Бориса Осиповича Эстровича (Эстеровича). Как следствие, наличия «белых пятен» в ее биографии и родословной, не может не вызывать вопросов о их причинах, лежащих за границами оценки компетентности и профессионализма историков, журналистов и литературоведов, обращавшихся к этой теме. Не смотря на политическую заданность авторов, наиболее информативными публикациями по данной проблеме являются очерк Глеба Удинцева «Вот прапорщик юный со взводом пехоты...» 2004 года, стати нижнетагильского историка-краеведа В.В. Кашина «Семья Герасимовых. Урал. ХХ век», опубликованная в сборнике материалов второй региональной научно-практической конференции «Генеалогия и архивы» в 2020 году в Челябинске и «Семья Герасимовых на фоне Гражданской войны» в материалах седьмой региональной музейной конференции 2016 года в Челябинске, а также статья «Меч и лира: Жизнь и судьба офицера Бориса Аполлинариевича Герасимова» за авторством Неуймина Н.Б., Кручинина А.М. и Дмитриева Н.И. в Екатеринбургском издании «Белая Армия. Белое дело» за 2008 год. Сам Сергей Аполлинариевич Герасимов о своей семье писал: «Можно было бы начать рассказ о своей работе в искусстве с 1923 года, когда я семнадцатилетним пареньком приехал с Урала в Ленинград и, следуя смутным влечениям, решил заняться живописью. Я поступил в художественное училище, но тут же, как бы тайком от самого себя, подал заявление в труппу Экспериментального театра под руководством В. В. Всеволодского-Гернгросса. Театр этот искал себя в обрядовых спектаклях. Я был принят туда и несколько раз выступал на сцене, или, точнее, арене, в окладистой бороде, исполняя молчаливую роль гостя на русской народной свадьбе. Это был мой дебют на актерском поприще. Можно было бы начать рассказ о художественных попытках значительно ранее. Например, когда я в возрасте семи лет делал театр из опрокинутой табуретки, няниного платка, елочных украшений и фонаря с цветной бумагой. Правда, в то время я занимался также и химией: смешивал бертолетову соль с углем и селитрой, выдумывая свой порох, и пугал взрывами всех домашних. Тогда я жил на Урале, в деревне, точнее, на заимке, неподалеку от Чебаркуля, на берегу прекрасного уральского озера вблизи Миасского завода. Там я провел годы детства, от рождения до тринадцати лет. И до сих пор впечатления эти из раннего деревенского опыта питают мои представления о естественной красоте мира. Городские впечатления начались лет с восьми, когда меня отдали в школу в Екатеринбурге (теперь Свердловск). Там же первые годы я учился в реальном училище, а потом, переехав с семьей в Сибирь, продолжал свое безалаберное учение в Красноярске, деля его с работой, которую начал в четырнадцать лет на одном из красноярских заводов. Годы были трудные, голодные, и получилось так, что какое-то время я был единственным кормильцем в семье. И тогда я совсем забыл об искусстве - мечты мои не шли дальше сытного обеда и сна вдосталь. Потом семья вернулась в Свердловск. Среди уральских и сибирских городов он всегда был первым в театральной и музыкальной жизни. Старшие мои братья давно уже были связаны с искусством: Владимир - архитектор, Борис - оперный певец. Поэтому разговоры и размышления об искусстве сопутствовали всей моей жизни в семье. Я любил братьев и, конечно, подражал им. Читал стихи, обязательно принимал участие в шарадах, которые любили разыгрывать в нашем доме, когда собиралась молодежь. А когда вернулся в Свердловск, естественно, стал завсегдатаем театра, не пропуская ни одного спектакля - ни оперного, ни драматического, ни оперетты, ни даже заезжего фарса. Но все же наиболее сильное впечатление оставило у меня первое знакомство с двумя спектаклями. Это было тогда, когда меня в первый раз привезли в город восьмилетним мальчиком. Первый спектакль - «Евгений Онегин», опера, которая и по сей день доставляет мне наибольшее удовольствие. Второй спектакль был драматический - «Разбойники» Шиллера. Франца Моора играл гастролер, знаменитый в то время трагик А. Розен-Санин. Я и сейчас вижу его поразительное лицо, когда он держит перед собой зеркало, а потом в отчаянии разбивает его. После спектакля я потерял сон и, обладая изрядной памятью, повторял наизусть куски яростных шиллеровских текстов, немыслимо гримасничал перед зеркалом, драпируясь в нянин платок. Вспоминая детство, я должен рассказать о няне. Это была замечательная женщина, в свое время окончившая прогимназию, чем она очень гордилась. В годы детства она была для меня самым дорогим человеком на свете. Впрочем, такой она осталась и до конца своих дней (я похоронил ее в 1932 году). Она научила меня понимать природу. Ее отношение к миру было необыкновенно доброжелательным, хотя по темпераменту няня была вспыльчива до самозабвения. Когда в двенадцать лет я в первый раз влюбился, то девочка, которая гостила у нас в деревне, почему-то сразу невзлюбившая мою няню, сказала в ответ на мои ухаживания: «Или я, или Наталья Евгеньевна!» Промучавшись всю ночь, я утром ответил ей: «Наталья Евгеньевна...» Такова была сила моей привязанности. Няня заменяла мне мать, хотя мать я также очень любил, как и всю свою остальную семью - трех братьев и сестру. Мать я видел редко - чтобы прокормить, -обуть, одеть немалое семейство, она постоянно работала в городе; братья и сестра учились, отца же мы потеряли, когда мне было всего три года. Конечно, я его не помнил. Он работал инженером на Миасском заводе и утонул в уральской реке Лозьве во время геологической разведки…» (Страницы автобиографии. Жизнь. Фильмы. Споры. М.: 1971 г.). Отец Сергея Аполлинариевича, Аполлинарий Алексеевич Герасимов родился 23 июля 1863 года в семье полицейского исправника Мценского уезда Орловской губернии, причисленного к дворянскому сословию, и был старшим из трех его сыновей. Получив начальное домашнее образование, он поступил в Орловское реальное училище, а по его окончании, в 1880 году стал студентом механического отделения Петербургского Технологического института. На четвертом курсе института Аполлинарий Герасимов вступил в «Партию русских социал-демократов», одну из первых в России социал-демократических организаций, созданную годом ранее болгарским студентом Димитром Благоевым. После окончания института, А.А. Герасимов был принят на должность инженера-технолога Александровского Главного механического завода Санкт-Петербургского – Московской железной дороги (в биографии С.А. Герасимова, написанной Ларисой Хаджи-Даутовной Ягунковой, указан на Путиловский завод), продолжил нелегальную деятельность в составе благоевской группы, состоящей, главным образом, из студентов столичного университета и Технологического института. 3 октября 1886 года на съёмной квартире А. А. Герасимов был арестован на съемной квартире вместе со своим младшим братом Анатолием, проходившем обучение в Лесном институте. 8 июня 1888 года его выслали на 4 года в Енисейскую губернию под гласный надзор полиции, где Аполлинарий Алексеевич познакомился с якобы административно-ссыльной Юлией Борисовной (Юдифью Бер) Эстерович, ставшей его женой и матерью пятерых детей. По окончании срока ссылки в 1894 году, супруги Герасимовы поселились в посёлке Миасского завода Троицкого уезда Оренбургской губернии. Аполлинарий Алексеевич, находясь под негласным надзором полиции и жандармского управления (о надзоре за его супругой нигде не упоминается), был принят на работу механиком, а затем управляющим механическими мастерскими Миасского золотопромышленного товарищества. Главноуправляющим М.З.Т. с 1894 года являлся горный инженер Мендель Бейнусович (Михаил Вениаминович) Захер, уроженец уездного городка Режица, входившего до 1777 года в состав Двинского края Псковской губернии, т.е. был земляком Ю.Б. Эстерович-Герасимовой и тоже происходил из семьи торговцев иудейского вероисповедания. Кроме того, М.В. Захер обучался в Санкт-Петербургском Горном институте в одно время с Аполлинарием Герасимовым (окончил ГИ в 1885 году) и мог пересекаться с ним на различных студенческих и общественных мероприятиях. По-видимому, именно покровительство М.В. Захера позволило А.А. Герасимову получить инженерскую должность с хорошим окладом, построить собственный дом и вести светский образ жизни со статусом добропорядочного буржуа средней руки. Однако, в январе 1902 году Аполлинария Алексеевича обвинили в распространении преступных изданий среди рабочих заводского поселка, после чего последовало его увольнение. Герасимовы переселились на хутор, расположенный между Чебаркульским и Сарафановским поселками Кундравинского прихода Троицкого уезда (ныне поселок имени Десятилетия). На время строительства нового дома, их семью приютил брат Аполлинария Алексеевича, инженер-путеец Виктор Алексеевич Герасимов, построивший несколькими годами ранее на том же хуторе паровую мельницу и усадьбу с большим садом, напоминающую родительское орловское поместье, а также дачу на озере Тургояк. Проживая в Кундравах, Аполлинарий Алексеевич, через бывших сокурсников и знакомых, искал для себя нового места службы и когда в 1906 году было окончено дело о его негласном надзоре, совпавшее с рождением младшего сына, Сергея (выдающегося советского кинорежиссера), ему наконец поступило предложение занять должность управляющего золотыми промыслами Южно-Заозерской дачи Зауральского горнопромышленного общества на самом севере Верхотурского уезда Пермской губернии, в дикой и почти безлюдной местности, с принятием на себя ранее не знакомых служебных обязанностей руководителя частновладельческого приискового управления. Работая на должности управляющего Южно-Заозерскими приисками ЗГПО, А.А. Герасимов принимал участие в работе III-го Экстренного Съезда золото и платинопромышленников Пермской губернии, проходившего в Кушвинском заводе в октябре 1908 года. Кроме того, А.А. Герасимов увлекся идеями частной золотодобычи на территории бывшего Округа северной горной экспедиции, для чего, в сезоны 1907-1908 года производил розыск золотоносных месторождений в районе деревни Бурмантовой. Согласно фонда Пермской казенной палаты Министерства финансов Государственного архива Пермского края, в 1908 году инженеру Аполлинарию Алексеевичу Герасимову была произведена выдача промысловых свидетельств на золотые прииски Парасковинский и Аполлинарьевский по ручьям Соипсос и Аполлинарьевке, притоках Сурпии (левом притоке реки Лозьвы). По одной из версий, А.А. Герасимов трагически погиб весной 1909 года, направляясь на лодке со своего Аполлинарьевского прииска к Владимирской пристани, утонув в районе Лозьвенского переката (по другой версии, он утонул в реке Сосьве, сплавляясь на лодке от деревни Воскресенской к Стрелебскому прииску). Жена Аполлинария Герасимова, Юдифь (Юлия) Борисовна Эстрович (в источниках, упоминавших членов семьи Юлии Борисовны, проживавших позднее на территории Пермской губернии, их фамилия указывалась как Эстерович), родилась в городе Динабурге (Двинск, ныне – Даугвпилс) в семье еврейского купца Бэр Эстровича, выходца из уездного городка Россиены Виленской губернии. Согласно переписи населения прибалтийских губерний Российской империи 1881 года, кроме Юдифи, в семье Бэр Эстеровича имелись дети: Вера, Иосиф (Осип), Илья, Александр, Михаил и Мария. На момент вышеуказанной переписи, двинский купец Б.И. Эстрович уже проживал в уездном городе Старобельске Харьковской губернии и весной 1881 года подавал прошение об отдаче ему в аренду Лисичанских каменноугольных копей казенного Луганского горного округа (РГИА. Ф.37, Оп.5, Д.884, л.75-78 об.). На состоявшихся 3 ноября 1881 года в конторе Луганского округа торгах, Б.И. Эстровичу в аренде было отказано, но, позднее, по результатам торгов, проводившихся в октябре 1884 и в январе 1885 года, он получил в аренду один из участков Лисичанского каменноугольного месторождения (Неклюдов Е.Г. Попытки отчуждения Лисичанского казенного завода и каменноугольных копей в 1870-1880-е гг. Журнал исторических, политологических и международных исследований № 1/2 (72/73) Донецк, 2020 г.). Кроме торгово-промышленной деятельности, Борис Осипович (Иоселевич) Эстрович числился списках землевладельцев Харьковской губернии. Юдифь Эстрович и ее старшие братья, по моде того времени, были увлечены народническими идеями «хождения в народ». Из отрывочных сведений биографических источников можно предположить, что Михаил Эстрович состоял в луганском «кружке саморазвития» и вел пропаганду среди учащихся местной горной школы штейгеров. Его брат Осип, судя по составу луганской народовольческой организации вместе с которыми он был арестован в мае 1887 года (Лазарь Ефанов, Дмитрий Батинов и Никлай Ожигов), вероятнее всего, обучался в Екатеринославской земской фельдшерской школе. На женских фельдшерских курсах, вероятнее всего, занимались и сестры Эстровичи. Данное предположение основывается на биографических данных народовольца Леонида Петровича Ешина, обер-офицерского сына, отчисленного в 1882 году из Харьковского ветеринарного института за участие в студенческих беспорядках и высланного под негласный надзор полиции в Луганск Екатеринославской губернии. В 1884 году Б.И. Эстрович подал в полицию донос, обвиняя Л.П. Ешина в передаче его дочерям нелегальной литературы, т.е. его знакомство с сестрами Эстрович было связано с репетиторством ветеринара-недоучки в среде местных купеческих семейств. В июне 1887 года Ешин был приговорен к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы на 4 года. Принимая во внимание чистосердечное раскаяние подсудимого и его прошение о помиловании от 25 марта 1887 года, суд заменил каторжные работы на ссылку в менее отдаленные места Сибири с лишением всех особых прав (Био-Библиографический словарь «Деятели революционного движения в России: От предшественников декабристов до падения царизма. Т.3, Издательство Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, М.: 1934 г.). В июле 1887 года он был водворен на поселение в городе Бийск Томской губернии, где с 1889 года организовал любительский театр в здании городского Общественного собрания. Близкий друг Л.П. Ешина, советский литературный критик и писатель Адриан Топоров, в своем очерке «В старом Барнауле», изданном в 1969 году писал, что, отбывая поселение, Л.П. женился на дочери своего доносчика Вере Борисовне Эстрович, которая участвовала в его театральных постановках в качестве актрисы. В этом браке родилось четверо детей, которых, после смерти Веры Борисовны в 1909 году, воспитывала его незамужняя сестра, Александра Петровна Ешина. Вообще «история» ссылки Юлии Борисовны в Сибирь, растиражированная в многочисленных статьях, книгах и документальных фильмах о Сергее Аполлинариевиче Герасимове, крайне сомнительна. Более правдоподобна версия приезда Веры и Юдифи Эстрович в Сибирь для ведения домашнего хозяйства их ссыльных братьев, ибо, по действующим в то время законам РИ, осужденные к каторге и ссылке лишались семейных и наследственных прав, в случае, если их жены и родственники не следовали вместе с ними к месту отбытия наказания. Внучка Михаила Борисовича Эстровича, Ирина Бенционовна Роднянская, лауреат Новой Пушкинской премии 2010 года и литературной премии Александра Солженицына 2014 года, в своей анкете указывала, что ее мать, Мира Михайловна, являлась дочерью народовольца Михаила Борисовича Эстровича и сестры Аполлинария Герасимова. О своей бабушке, не называя даже ее фамилию, И.Б. Роднянская кратко упомянула, что, находясь в ссылке, дед повстречал свою будущую жену, «идейную» фельдшерицу, получившую почетную грамоту от полтавского губернатора за заслуги по ликвидации холерной эпидемии 1892 года. Видимо она, как и сестры Эстрович, делила с братом тяготы сибирской ссылки, либо приехала В Енисейскую губернию засвидетельствовать бракосочетание А.А. Герасимова с Юдифью (Юлией) Борисовной. В биографических источниках, посвященных семье Герасимовых, указано, что, кроме Юдифи Эстрович (Эстерович) в сибирской ссылке находились еще двое её братьев - народовольцы Михаил и Осип (Иосиф) Эстрович, участвовавшие в восстании ссыльных 1889 года в Якутске, причем, Осип Эстрович, в ходе восстания, был ранен и осужден к пожизненным каторжным работам. Казалось бы, что братья Эстрович являли собой пример пламенных революционеров и самоотверженных борцов за «светлое будущее» угнетенного русского народа. На самом же деле, и они, и остальные участники «Якутского восстания» представляли из себя радикально политизированную часть еврейской золотой молодежи, занимавшейся, под прикрытием народовольческих и марксистских идей, борьбой с государственной политикой ограничений на ведение промышленной и финансовой деятельности для лиц иудейского вероисповедания. Ссыльнопоселенцы, находившиеся в начале 1889 года в Якутске, сплошь были выходцами из богатых еврейских семейств Минор, Брагинских, Залкинд, Коган-Берштейнов, Брамсон, Гуревичей, Шехтер и др. Многие из них следовали в ссылку за свой счет и располагали значительными денежными суммами. Не маловажным обстоятельством, характеризующим участников «Якутского инцидента», являлось то, что ни один из его участников мужского пола не проходил воинскую службу по призыву или в качестве вольноопределяющих. Часть из них пользовалась льготой «по образованию», числясь в «вечных студентах», которым полагалась получение отсрочки для прохождения обучения в средних и высших учебных заведениях до 28 летнего возраста. Другим способом «откосить» от службы в армии согласно правительственных распоряжений по введению общей воинской повинности 1874 года, было получение медицинского диплома врача, ветеринара или фармацевта, гарантировавшее полное освобождение от воинского призыва в мирное время (эта категория граждан зачислялась в год их призыва прямо в запас сроком на 18 лет). Воинским Уставом также предусматривались льготы по имущественному и хозяйственному положению, для тех, кто не обладал образованием или правом на льготу по семейным обстоятельствам, но владел капиталом (подобными льготами, по преимуществу, пользовались дети купцов 1-й гильдии, а также евреев, причисленных к личному и почетному гражданству, записанные в качестве управляющих делами и капиталами своих родителей). Однако, такой категории лиц отсрочка от поступления на службу давалась не более чем на 2 года и, по истечении этого срока, получение другой льготы сопровождалось длительным процедурами рассмотрения ходатайств в воинских присутствиях, обращениями «за оказанием милости» к губернаторам и значительными денежными тратами, в связи с чем, состоятельные родители старались отправить своих чад на учебу за границу. В крайнем случае, еврейские юноши, не сумевшие получить медицинского образования или не получившие освобождение от воинской повинности по состоянию здоровья «вследствие телесных недостатков или болезненного расстройства», посредством подкупа уездного воинского начальника или заручившись нужным мнением о годности лица, подлежащего приему на службу знакомого или корыстолюбивого врача, демонстративно «записывались» в антиправительственные кружки и организации, так как лица, «лишенные по судебным приговорам всех прав состояния или всех особенных прав и преимуществ, лично по состоянию присвоенных, сосланных в административном порядке или по судебному приговору», не подлежали воинскому призыву (ПСЗРИ. Собр.II, Т.51, Отд.I, с.170-171). Конечно, все указанные способы уклонения от воинской службы были распространены и среди других народов Российской империи, однако, по данным Главного штаба, в среде евреев количество «уклонистов» в конце XIX-го века составляло в разные годы до 38,8 процентов от списочного состава лиц призывного возраста (РГВИА. Ф.400, Оп.19, Д.37). По своему социальному происхождению, все «якутские мятежники» являлись выходцами из купеческого сословия разбогатевших лавочников и лобазников. Сословия, обремененного проблемами межнациональных отношений в чуждой им этнической и религиозной среде с элементами политического и экономического притеснения со стороны государства и коренного населения. Среди участников «якутского инцидента» не было ни одного человека, испытавшего тяготы подневольного труда заводского рабочего, слесаря, плотника, вольного хлебороба, прачки или ткачихи. Вся эта публика никогда не выступала против хлебных спекуляций, контрабанды, ростовщичества, мошенничества и торговли контрафактными товарами, процветавших среди родственного им народа. Отечественная история не сохранила ни одного случая организации «евреями-социалистами» рабочих протестов на заводах и фабриках евреев-капиталистов, покушений их на жизнь или жизнь еврейских банкиров, наживавших барыши на эксплуатации русского народа не менее цинично, чем капиталисты других национальностей. Вся их революционная энергия была направлена исключительно против правящий фамилии, государственного строя и «его опричников», а истинной целью их политической деятельности, по примеру успешной борьбы северных Нидерландов за независимость от империи Габсбургов и Великой Французской революции, было банальное устранение экономических конкурентов из числа высших сословий и русского (по преимуществу староверческого) купечества. Их воспаленное воображение будоражило политическое и финансовое могущество кланов Ротшильдов, Фульдов, Фуртадо, Стернов, Канов, Барент-Коэнов, Голдсмитов, Бишофшаймов, Саломонов, Бэрингов и других, в чьих интересах совершались все буржуазные революции в Европе, свержение монархий, континентальные и колониальные войны. «Якутский инцидент» 1889 года нельзя считать актом борьбы политзаключенных за свои гражданские права, так как, по сути, его участники не требовали пересмотра своих приговоров, ни оспаривали их законность. Тем более, их выступление не носило характер политической акции во имя «освобождения рабочего класса от ига мирового капитала», принесения в жертву своих жизней на алтарь мировой революции или вооруженного восстания во имя «светлого будущего». В докладе якутского вице-губернатора Осташкина в Департамент полиции от 2 августа 1889 года (№ 106) указывалось, что у прибывших к 25 февраля 1889 года в Якутск 70-ти ссыльнопоселенцев имелось при себе имели много багажа в сундуках, корзинах, ящиках и чемоданах (более 10 пудов на каждого). В связи с тем, что Якутский тюремный замок, рассчитанный на содержание не более 40 человек, не мог вместить всех ссыльных, часть их до 16 марта отправили к месту отбытия наказания в Верхоянск и Средне-Колымск. Оставшиеся в Якутске 34 человека, все евреи, проявляли «какой-то особенный преступный задор», ничуть не смущаясь возможного наказания по фактам противодействия и сопротивления конвою, учиненным в Томске. С разрешения Иркутского генерал-губернатора, которому Яков Ноткин предложил свои услуги по устройству метеостанции на Кеньюрахе, он и Мориц Соломонов наняли себе квартиру в отдельном флигеле у мещанина Монастырева, а остальные ночевали за плату в якутских квартирах. При этом, ссыльные свободно перемещались по городу, занимали деньги у местных купцов под долговые расписки на своих доверенных лиц, устраивали вечеринки с разносолами и вином. По донесениям полиции, они намеревались летом бежать, что подтвердилось позже находкой в квартире Пика фальшивых паспортов, переписки с другими ссыльными, книг К. Маркса и другой запрещенной литературы. В связи с вопиющим поведением ссыльных евреев, вице-губернатором было принято решение об отправке с 22 марта по 15 апреля 15-ти человек из них с семьями в северные округа, разрешив иметь при себе багажа не более 5 пудов, кормовых казенных денег и 22 рублей 58 копеек каждому на одежду и обувь, так свои собственные средства ссыльные «потратили на барышничество». В связи с отказом указанных лиц следовать к назначенным им местам отбытия наказания, 22 марта к ним была отправлен отряд из 30 нижних чинов под командой поручика Карамзина. Отказавшись исполнять распоряжение об отправке первой партии ссыльных в Средне-Колымск, «мятежники» воспользовались приобретенными у местного населения револьверами систем «Лефорше» и «Смит и Вессон», устроив перестрелку с конвойным отрядом. В ходе «штурма» дома Монастырева, были убиты Софья Гуревич, Герш Шур, Яков Ноткин, Папий Подбельский, Соломон Пик, Петр Муханов и полицейский надзиратель Хлебников. Были ранены Лев Коган-Бернштейн, Осип Минор, Матвей Фундаминский, Осип Эстрович, Михаил Орлов, Моисей Гоц, Николай Зотов, поручик Карамзин, вице-губернатор Осташкин и несколько солдат. По окончанию дознания, Военно-судной комиссией во главе с начальником иркутского дисциплинарного батальона Савицкого, «за вооруженное восстание с заранее обдуманным намерением» три человека было приговорено к смертной казни, Иосиф Эстрович - к ссылке на бессрочные каторжные работы, а его брат, Михаил, - ссылке на каторжные работы сроком на 10 лет с лишением всех прав состояния. 8 августа 1889 года «якутские мятежники» были отправлены в Вилюйскую каторжную тюрьму, пустовавшую после освобождения Н.Г. Чернышевского в 1884 году, представляющую собой подобие помещичьей усадьбы с годовым бюджетом, определенным специальным решением Государственного совета, в 30 000 рублей (Виктор Гуревич. На ледяном краю Ойкумены. Заметки по еврейской истории № 9 (132) сентябрь 2010 г.). В 1891 году, по Именному указу Александра III от 17 апреля 1891 года «О даровании милостей ссыльным в ознаменование посещения Сибири Его Императорским Высочеством, Государем Наследником Цесаревичем и Великим Князем Николаем Александровичем», всем осужденным срок каторжных работ был сокращен на одну треть. Чуть позже, согласно Манифеста цесаревича Николая II по случаю его бракосочетания с принцессой Гессен-Дармштадтской Александрой Федоровной от 14 ноября 1894 года, при добром поведении и прилежании к труду, сроки каторги были уменьшены еще на одну треть, а бессрочная каторга была заменена срочной на 20 лет. В 1895 году дело о «Якутском восстании» было пересмотрено, и приговор военно-ссудной комиссии были пересмотрен с заменой осужденным каторги поселение сроком на 10 лет, считая от 7 августа 1889 года, с лишением лишь особых прав. Также ссыльнопоселенцам было разрешено по отбытии срока наказания возвращаться в центральные губернии России. Высочайшим Манифестом от 14 мая 1996 года «О дарованных в день Священного Коронования Их Императорских величеств милостях» каторжанам и ссыльнопоселенцам были снижены сроки наказания еще на одну треть. Никаких упоминаний о дальнейшей судьбе Осипа Эстровича я не обнаружил, что, однако, не может служить весомым доказательством его смерти на сибирской каторге. Его брат, Михаил Эстрович, вместе другими участниками «якутского восстания» до 1892 года отбывал наказание в Вилюйской и Акатуевской тюрьмах. В 1893 году он был отпущен в вольную команду, работающую на Кадайском руднике, а с 1894 года был переведен на поселении в село Преображенка Киренского уезда Иркутской губернии. Скорее всего, уже после перевода на поселение, состоялось его знакомство с А.А. Герасимовым и женитьба на его сестре. В 1905 году, после амнистии, он возвратился в Луганск под надзор полиции, позже переехал в городе Либава (ныне город Лиепая в Латвии), а после начала Первой мировой войны - проживал в Вильно, Москве, Петрограде и Екатеринославе. В конце концов, он осел в Харьков, где работал мастером по эмали, получив отдельную квартиру в доме № 49 «А» по улице Пушкинской управления домами «Всесоюзного общества бывших Политкатаржан и ссыльнопоселенцев», а вместе с ним проживала его дочь Мира, работавшая преподавателем по вокалу, и ее супруг, врач-эндокринолог Бенцион Борисович Роднянский. Согласно базы данных лиц, подвергшихся политическим репрессиям, М.Б. Эстерович, 1869 г.р., уроженец деревни Скотоватая Донской области (ныне поселок Верхнеторецкое Ясиноватского района Донецкой Народной Республики), был арестован 17 апреля 1938 года и осужден Решением тройки УНКВД по Харьковской области 20 апреля того же года по ст. 54-6-8-11 к расстрелу по обвинению в участии в антисоветской террористической фашистско-шпионской организации, ставившей целью создание самостоятельного еврейского государства в Палестине. Он был расстрелян 29 мая 1938 года в городе Харькове и реабилитирован только 27 апреля 1989 года, когда в разгуле перестроечных реформ, вопреки резолюции № 3379 Генеральной Ассамблеей ООН 1975 года, признавшей сионизм «формой расизма и расовой дискриминации», в нашей стране стали массово реабилитировать репрессированных сионистов. Увлечение М.Б. Эстровича (Эстеровича) сионизмом признавала и его внучка, И.Б. Роднянская, считая, при этом, его арест являлся одним из преступлений кровавой сталинской диктатуры. Вышеупомянутая Ирина Бенционовна Роднянская, к потомкам рода Герасимовых никогда себя не причисляла. Она, считающаяся известным литературным критиком и литературоведом, в творчестве Пушкина и Достоевского видела лишь генетические дефекты русского человека, его природную дикость, телесную и душевную лень, рабское преклонение перед светской и духовной властью, варварство и необузданность, разрушительно воздействующие на остальной цивилизованный мир. По ее мнению, ни какие меры просвещения и цевилизаторства не способны истребить или перевоспитать русское холопство, а попытки приобщения этого народа к свободе и демократии, всегда заканчиваются не иначе, как стихией русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Это, конечно, мое субъективное мнение, но, как мне кажется, судить русскую литературу по работам госпожи Роднянской, все равно, что изучать античную философию по книге Диогена Лаэрция или рассуждать о творчестве Крылова по грузинскому пересказу его басни «Ворона и лисица» в известном анекдоте. В отличие от Михаила, Илья Эстрович (Эстерович) для нового места жительства выбрал Екатеринбург, занимаясь управлением золотых приисков «Наследников инженера А.А. Герасимова» и разного рода промыслами. В 1911 году, вместе с братом, Александром, он стал совладельцем кинематографа «Лоранж» и одноименного кафе при нем. В 1913 году братья Эстерович «перевезли» свой кинематограф из дома Пеина в здание, расположенного на перекрестке Главного и Вознесенского проспектов (ныне проспект Ленина и улица Карла Либкнехта, построенное Екатеринбургским Коммерческим собранием. Кроме того, в Адрес-Календаре Пермской губернии 1917 года была размещена реклама Электро-театра «Луч», располагавшегося на Большой улице, на против вокзала в Мотовилихе, где ставились картины от лучшей прокатной конторы Торгового дома М.А. Дольника и И.Б. Эстровича (бывшего братьев Пате) на жемчужном экране, сопровождавшиеся иллюстрацией симфонического оркестра. Развивая дело, Илья Эстрович налаживал связи с зарубежными компаниями о чем свидетельствует сообщение газеты «Урал» от 20 ноября 1918 года: «Совместно с членами американской миссии выбыл во Владивосток и проследует далее в Америку один из владельцев кинематографа «Лоранж» И.Г. Эстерович (опечатку в отчестве, вероятно, объясняется катастрофическим снижением профессионализма журналистов и типографских служащих того периода – Ю.Н.) для покупки американских фильмов и получения представительства по России Эдиссоновских аппаратов». Предположительно, именно Илья Эстрович (Эстерович), приобрел для проживания Юлии Борисовны и ее детей небольшой домик, расположенный, согласно алфавитного списка жителей старого Екатеринбурга, по улице Никольской, 35 (ныне - улице Белинского) (ГАСО. Ф.62, Оп.1, Д.618). Вряд ли этот дом, расположенный по соседству с особняками золотопромышленников М.М. Ошуркова и В.А. Поклевского-Козелл, чина горного правления Ярутина, купцов Тарасова и Рязанова, мог быть куплен самим Аполлинарием Алексеевичем Герасимовым в период его работы в Южно-Заозерской даче ЗГПО, так как Сергей Аполлинариевич, в своих воспоминаниях, упоминал, что его мать, после гибели отца, сильно нуждалась и была вынуждена отправить Лидию на некоторое время на попечении «богатой тетки в Пермь». Эти данные частично подтверждает нижнетагильский писатель В.В. Кашин, который в публикации «Семья Герасимовых. Урал. ХХ век», указывал, что Лидия Аполлинариевна, 1902 года рождения, после смерти отца была отдана в семью состоятельной тетки из Перми, но, через непродолжительное время, возвратилась в Екатеринбург, где проходила обучение во 2-й женской гимназии вместе с двоюродными сестрами Марианной и Валерией Герасимовыми. Содержание дома и оплата учебы детей подразумевала не только материальную поддержку Юлии Борисовны ее состоятельными родственниками, но и наличием каких-то иных источников доходов (вероятнее всего от разработки или сдачи в аренду золотых рудников, находящихся на севере Урала). В последующем, наличие у семьи золотых приисков никогда не упоминалось в автобиографиях С.А. Герасимова по идеологическим причинам, как и родственные узы с семьями Эстеровичей-Брагиных из-за их еврейского происхождения, принадлежности к торгово-промышленной буржуазии и сомнительного поведения в годы Гражданской войны. Не удивительно, что в околокинематографических кругах распространялись слухи о том, что С.А. Герасимов «прятал» свою мать-еврейку на даче в Подмосковье. Предположительно, «богатой теткой из Перми» могла быть старшая сестра Юлии Борисовны, Мария Эстерович, в замужестве Брагина. Мария Борисовна в браке с Давидом Брагиным родила четверых детей, которые, часть которых, по данным справочников «Весь Харбин», до конца 20-х годов проживали в эмиграции в Китае. Старший из ее сыновей, Брагин Александр Давидович, согласно сведений Государственного архива Хабаровского края, прибыл с родителями и другими близкими родственниками в Маньчжурию в 1922 году из города Благовещенска через город Сахалян, в Харбине являлся владельцем Венского магазина (ГАХК. Ф.Р-830, Оп.3, Д.5608,5624). В эмиграции оказался и сам Илья Борисович Эстрович (Эстерович). Он упоминается в очерке Михаила Близнюка «Русская кухня Нью-Йорка», опубликованном в № 425 журнала «Русская Америка»: «Безусловно, главным событием театрально-кабаретной жизни русского Нью-Йорка 1926 года стало открытие 30 декабря ресторана «Рашен арт». Несколько последующих лет именно он «делал погоду» в этой области жизни русской колонии. Ресторан находился под Русским художественным театром Мориса Шварца в доме 181-189 по Второй авеню, около 11-й улицы. Когда в 1925 году планировалось создание театра, ресторатор Мейер (Михаил) Голуб решил открыть здесь кафе, в котором руководители театра могли бы бражничать, одновременно наслаждаясь истинно русской атмосферой (ко всему прочему «Рашен арт» еще и являлся точной копией одного из самых известных ресторанов Москвы). В нем имелось два обширных зала (площадь пола около 460 квадратных метров - в конце 20-х это была самая большая танцевальная площадка в русских ресторанах Нью-Йорка), вмещавших до 400 человек. Художественное оформление залов ресторана, с 22 полуоткрытыми ложами, было выдержано в древнерусском теремном стиле и выполнено по эскизам художника Н.Г. Узунова дизайнером И.Б. Эстровичем. «Рашен арт» оставался весьма прибыльным предприятием (выделявшимся и своей артистической программой) вплоть до своего закрытия на рубеже 1938-1939 годов». К сомнительным фактам биографии членов семьи Герасимовых я бы отнес и утверждение части историков и киноведов о «сознательном вступлении в партию большевиков» в подростковом возрасте Лидии Аполлинариевны. В начале 1920-х годов, «пламенная революционерка» вдруг выходит замуж за Владимира Петровича Сартори, дворянина Вольского уезда Саратовской губернии и выпускника 3-й Московской школы прапорщиков 1917 года, который в Гражданскую войну воевал на стороне вооруженных сил КОМУЧа в составе Вольской Народной армии на пароходе «Георгий Морозов» (судно было брошено экипажем после подхода частей 1-й армии РККА к Самаре в начале октября 1918 года). Надо полагать, что Лидия Герасимова познакомилась с В.П. Сартори в период отступления Белой армии из Поволжья в Сибирь, когда она уезжала из Екатеринбурга вместе с матерью, младшим братом, другими членами семей Эстеровичей и Брагиных. В.В. Кашин, в статье «Семья Герасимовых. Урал. ХХ век», утверждал, что знакомство Лидии Герасимовой с В.П. Сартори произошло в городе Омске, где Лидия училась и работала в каком-то клубе, однако, сам Сергей Аполлинариевич Герасимов утверждал, что он с матерью и сестрой с 1919 и до окончания Гражданской войны проживал в Красноярске, после чего вернулись в Екатеринбург, переименованный в октябре 1924 года в Свердловск. Вероятно, именно знакомство с Лидочкой Герасимовой заставило Владимира Сартори отказаться от исполнения воинского долга, требовавшего следовать с остатками колчаковских войск далее на восток, от созерцания картины окончательного разгрома армии, моральной деградации идей Белого движения, превращение его боевых частей в банды мародеров и разбойников, от горькой дороги в эмиграцию по примеру своего старшего брата Николая, командовавшего летом 1918 года пароходом «Георгий Морозов» и умершего в Сан-Франциско в марте 1934 года. Вторым браком, Л.А. Герасимова была замужем тоже, отнюдь, не за пролетарием. ЕЕ супругом стал Александр Филадельфович Бажанов, сын Санкт-Петербургской 1-й гильдии купца и владельца торгово-промышленного товарищества «Ф.Г. Бажанов и А.П. Чувалдина». Г.Н. Гашкова в своем докладе «Судьба обитателей дома Бажановых», опубликованном на Ежегодной конференции по проблемам петербурговедения, проходившей в Санкт-Петербурге 11-12 января 2003 года, утверждала, что за сокрытие анкетных данных, Александр Филадельфович был выслан из Ленинграда в Северный Казахстан, а, накануне Великой Отечественной войны, ему и Лидии Аполлинариевне разрешили переехать на вольное поселение в город Нижний Тагил. В.В. Кашин, ссылаясь на данные Нижнетагильского музея-заповедника «Горнозаводской Урал» и семейные легенды семьи Бажановых, утверждал, что в Нижнем Тагиле вместе с Лидией проживала и ее мать, Юлия Борисовна Герасимова, якобы похороненная в 1943 году на местном Рогожинском кладбище. Кроме того, согласно биографий Валерии и Марианны Герасимовых, Илья Эстерович, в свое время, помог сильно нуждающейся в средствах жене находящегося на нелегальном положении Анатолия Алексеевича Герасимова, перевез ее и двух несовершеннолетних дочерей в Екатеринбург, где приобрел для них деревянный домик и помог устроилась свояченице на работу корректором в одну из городских газет. Алрес дома известен благодаря вышеупомянутого алфавитного списка жителей старого Екатеринбурга, в котором указано, что Герасимов Анатолий Алексеевич, дворянин, в 1916 году проживал в Екатеринбурге в доме № 8 по Главному проспекту (ГАСО. Ф.62, Оп.1, Д.618). В аннотации к книге А.А. Герасимова «Год в колчаковском застенке», изданной в екатеринбургском издательстве «Уралкнига» в 1923 году, указывалось, что «Анатолий Герасимов был революционером-подпольщиком, пролетарским журналистом. Он или скитался по стране, скрываясь от царской охранки, или находился в тюрьме и ссылке». Согласно данных Био-Библиографического словаря «Деятели революционного движения в России: От предшественников декабристов до падения царизма» (Т.5.2. Социал-демократы, 1880-1904), по окончании дознания о деле «Партии русских социал-демократов» (благоевцев), он состоял под особым надзором полиции в Петербурге, Орле и Мценске. 8 июня 1888 года был осужден к тюремному заключению сроком на 1 месяц с последующим заключением под негласный надзор полиции сроком на 2 года. В 1889 году он был вновь подвергнут особому надзору полиции в Петербурге, но в 1890 году дело в отношении Герасимова, по соглашению Министерства Внутренних дел и Министерства юстиции, было прекращено. В 1892 году, оставив учебу в Санкт-Петербургском Технологическом институте, он уехал в Орел, а затем поступил на должность канцелярского служащего станции Елец Сызранско-Вяземской железной дороги. Через 2 года переехал в Саратов, где работал слесарем, а затем конторщиком в депо и управлении Рязано-Уральской железной дороги. По сведениям полиции, он продолжал пропагандистскую работу и поддерживал связь с саратовской организацией социал-демократов. Принимал активное участие в революционных событиях 1905 года, арестовывался в октябре 1905 и в начале 1906 года. В итоге, он был в административном порядке направлен на жительство в Сибирь и некоторое время был заключен в Тюменский тюремный замок. После освобождения, в том же 1906 году, был жестоко избит группой черносотенцев, отчего частично утерял слух и способность к свободному передвижению. То есть, ни на каком нелегальном положении он никогда не находился, с 1906 года под гласным или негласным полицейским надзором не состоял, обыскам и арестам не подвергался, в правах состояния и проживания ограничен не был. Более того, он принимал активное участие в общественной и политической жизни столицы горнозаводского Урала. Согласно фонда Екатеринбургской городской думы Государственного архива Свердловской области, Анатолий Алексеевич Герасимов в 1914-1917 годах выдвигал свою кандидатуру на выборы в гласные Екатеринбургской городской Думы от партии социалистов-революционеров. В вышеупомянутом словаре «Деятели революционного движения в России указано, что он в 1917 году редактировал газету Екатеринбургского уездного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов «Вольный Урал», а после Октябрьской революции - работал в комиссариате народного образования Уралсовета. Сам А.А. Герасимов утверждал, что накануне захвата Екатеринбурга белочехами и частями армии Временного правительства автономной Сибири он заведовал театральным отделом наробраза, был арестован сотрудниками белогвардейской милиции (по другим сведениям – по распоряжению Екатеринбургской военно-следственной комиссии) и до 12 июля 1919 года содержался в Екатеринбургской центральной тюрьме №1. После захвата войсками временного правительства автономной Сибири Екатеринбурга, братья Борис, Алексей и Владимир Герасимовы принимали активное участие в Гражданской войне на Урале, добровольно поступив на службу в состав 25-го Екатеринбургского полка горных стрелков. Они принимали участие в боях по освобождению от большевиков северной части Екатеринбургского и юго-западной части Верхотурского уездов, взятии городов Верхней Пышмы, Кушвинского завода и Нижнего Тагила. Особенно отличился в боях при взятии села Мостовское, деревень Мостовки, Верхотурки и Пьянковой Б.А. Герасимов, произведенный 19 октября 1918 года в подполковники. По другую сторону линии фронта, против белогвардейцев Герасимовых сражались бойцы красногвардейских отрядов, в числе которых были добровольцы Богословского и Надеждинского заводов, Турьинских рудников, села Петропавловского, с Екатерининского, Лангурского, Сольвинского и Кытлымских приисков. А еще во 2-й Екатеринбургской женской гимназии Лидия, Марианна и Валерия Герасимовы учились вместе с дочерью «цареубийцы», Риммой Яковлевной Юровской. Известный советский ученый-океанолог Глеб Удинцев, издавший на склоне лет несколько очерков, являвших собой собрание семейных преданий, писал, что сестры Герасимовы, обучаясь в классе его бабушки по отцовской линии Елизаветы Наркисовны Удинцевой-Маминой, были дружны с Риммой Юровской и вместе с ней писали стишки в альбом его «тетки Натальи». В1922 году по направлению ЦК ВКП(б) Римма Юровская поступила на учёбу в Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова (бывшие курсы агитаторов и инструкторов при ВЦИК). Однако, после смерти В.И. Ленина в январе 1924 года, ее курс был досрочно выпущен из Комвуза и направлен в рамках Ленинского призыва на заводы Донбасса, Урала и Сибири. Римма Юровская до 1926 года работала агитатором на Мотовилихском и Надеждинском заводах, приезжала в Самский рудник по случаю окончания строительства железной дороги из Надеждинска и на открытие рабочего профилактория «Денежкино» (будущий пионерлагерь «Уралец»). |
Страница 1 из 1 | Часовой пояс: UTC + 5 часов |
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group http://www.phpbb.com/ |