Люди старшего поколения (кому сейчас за 40 ) помнят, вероятно, имя Исая Давыдова -- уральского писателя и журналиста. Если и не само имя, то его повесть «Я вернусь через тысячу лет» -- на мой взгляд, одно из лучших произведений советской фантастики. Для меня в своё время оказался большим сюрпризом его очерк «Два горщика» на тему, имеющую непосредственное отношение ко всем нам, дорогие коллеги. И совершенно неважно, что посёлок вместе с одним из главных героев не названы по имени, а название месторождения слегка искажено -- для тех, кто в теме, и так понятно, о чём и о ком идёт речь. Важно и ценно то, что автор мастерски и притом ненавязчиво вскрывает целый комплекс этических проблем в среде собратьев по «каменной болезни», давая каждому из нас возможность как бы украдкой взглянуть на себя со стороны. Итак:Из книги:
Исай Давыдов. Три недели (повести, рассказы). Свердловск. Ср.-Уральское кн. изд-во. 1987.Два горщикаБлиз Нижнего Тагила есть всё — и редкие металлы, и нередкие, и асбест, и малахит, и несчётные мраморы, и знаменитые самоцветы, которым счёт ведётся особый и точный.
Наверно, не найти на нашей планете земли, которая была бы богаче рудами, чем тагильская земля.
Иные посёлки близ Тагила хоть и невелики, но известны геологам всего мира. Об этих посёлках не шумят газеты, и люди здесь делают своё дело без громкой славы, тихо, спокойно и настойчиво — изо дня в день пополняют российскую казну.
Один из таких посёлков вроде бы расположен в совершенной глухомани. Сюда не ведут хорошие дороги, сюда пока не доходят вездесущие тагильские автобусы. И ни столовой тут нет, ни чайной, ни Дома приезжих.
Однако в эти места люди рвутся каждое лето, со всех концов страны. В каждый летний день кто-нибудь да доберётся в этот посёлок. С рюкзаками и чемоданчиками прибывают на попутных машинах отпускники-офицеры, студенты-геологи, туристы-школьники, командированные журналисты, отдыхающие кандидаты самых различных наук.
Они устраиваются на квартиры, отбивают телеграммы родственникам, расспрашивают хозяев об окрестностях, укладывают в выгоревшие рюкзаки суточных сухой паёк и, заткнув за пояс лопатку, уходят в ближние леса.
В наши дни, пожалуй, не найти тут никого, кто хотел бы разбогатеть. Но обзавестись уральскими сувенирами хотят многие. Сувенирами, которых не купишь в магазинах, которые надо добыть из земли.
Большинство приезжих в первый же день идёт на близкий Шихан — лесистый холм, где работает геолого-разведочная партия — определяет запасы самоцветов. Люди роются в отвалах старых и новых шурфов, прячут в рюкзаки мелкие, покрытые ржавчиной друзы горного хрусталя, а иногда и прозрачный, с игривой фиолетовой змейкой обломок аметиста, а порой и длинный чёрный полосчатый кристалл загадочного турмалина.
На ювелирных фабриках не возьмут эти камни. Потому они и попали в отвалы. Но камни эти хороши в коллекциях, украсят любой письменный стол, любую книжную полку.
Иногда к приезжим добытчиками подходить загорелый горбоносый человек в серой спецовке и в пыльной, надвинутой низко на лоб кепочке.
Он терпеливо смотрит, как приезжие роют землю, разглядывает разложенную на газетке небогатую добычу, потом тихо советует:
— Вы здесь не много найдёте. Тут уже рылись... А вот при спуске в соседний шурф, слева, можно найти хорошие щётки хрусталя. Они ржавые, в песке не сразу заметны, но если не спешить... Только будьте осторожны — там рядом старая шахта. Если кто с детьми — туда лучше не ходить.
Приезжие разгибают спины, вытирают пот со лба, обычно спрашивают:
— А вы здесь кто будете?
— Мастер. Руковожу работами.
— И находите?
— Находим.
— А я мог бы найти?.. Например, аметист...
— Конечно. Только надо поработать. На противоположной стороне холма есть пустующая выработка. Если покопаться на её дне несколько часов, найдёте камешек. Только там сырая глина. Одевайтесь похуже да поплотнее. И разминайте каждый комочек. Аметисты как раз в этих комках.
Если горбоносый, загорелый мастер видит на отвалах мальчишек (девчонки за камнями в такую даль почему-то не ездят), он, прежде чем что-то советовать, уходит молча в свою избушку и возвращается оттуда с оттопыренными карманами. И потом, посоветовав, где лучше искать, раздаёт мальчишкам небольшие друзы хрусталя, обломки аметистов и турмалинов, которые на фабрику не пойдут, а геологам попадаются.
Мальчишки ахают от восторга, потому что для коллекций эти камни всегда хороши.
— Только хрусталь в кислоте отмочите, — советует мастер. — В соляной кислоте. Десятипроцентный раствор. Целую неделю надо держать. Тогда будет хорош.
Те, кто следует его советам, не жалеют. Он показывает верные места и не заставит приезжего работать зря. Понимает, что только сильная любовь к камням может поднять человека в такую невероятно дальнюю дорогу ради двух-трёх дней работы в земле. Ведь никакая добыча этой дороги не окупит...
Однако рыться на Шихане неделями мастер никому не позволил бы. Потому что неделями не сувениры ищут, а драгоценности. Они-то принадлежат государству!
Однажды мастеру предложили деньги — за его советы и обломки камней. Он оскорбился, по-южному горячо раскричался и прогнал приезжих с Шихана, потому что формально имел на то право. На Шихане иногда врывают породу, а по дороге к холму прибиты на столбах таблички: «Стой! Запретная зона! Идут взрывные работы».
Мастер любит камни бескорыстно. Он отдал им всю жизнь. И в других людях мастер понимает и уважает только такую же бескорыстную любовь к красоте творений природы.
Эта бескорыстная любовь не мешает ему заботиться о выполнении плана. Партия сдаёт немало первоклассных камней. Геологи и рабочие получают хорошие премии.
Имя горбоносого мастера мало кто знает за пределами посёлка. Он не заботится о славе и избегает называть свою фамилию. Для всех он — Назар Григорьевич. И только.
В этом же посёлке живёт другой горщик. Знаменитый. Потомственный. О нём не раз писали в журналах и книгах. И дед, и отец его знались с уральскими камнями. У деда бывали и Бажов, и Ферсман. И самому этому горщику приходилось работать по заданиям академика Ферсмана в разных концах страны.
Этот горщик давно на пенсии, и в его густой, лопатистой бороде змеятся крупные седые пряди. Но он крепок, подвижен, а когда вроде бы неторопко идёт со своей палочкой по лесу, за ним и молодому парню непросто угнаться. Потому что парень с непривычки быстро выдохнется и изойдёт потом, ноги у него начнут заплетаться, а горщик как из дому вышел, так и к самой дальней выработке притопает — легко, свежо, неустало. И ещё немало расскажет по пути — и о встречах с простым и добрым человеком — Ферсманом, и о разных дорогих камнях, и о том, как и где искать их, и о том, что они приносят человеку — радость или беду.
— Аметист, — рассказывает горщик, — это камень добрый. Греки считали, что от него трезвость. И потому надевали его на шею, когда хотели пить, веселиться и не пьянеть. А от малахита, по народному поверью, — зло. Особенно если он в женских украшениях. Не приносит он счастья. Я хоть и не суеверен, а дома у себя малахита не держу. Я люблю светлые камни — топаз, аметист, берилл.
Придя на дальнюю выработку, порой за десять километров от посёлка, горщик ни минутки не отдохнёт. Он заставит попутчиков развести костёр, пристроит на нём закопчённый котелок с крепчайшим чаем и принесёт откуда-то лопаты и кайла. На всех окрестных выработках только у него спрятаны лопаты, кайла и котелки. Только на Шихане этого нет. Он давно уже не ходит на Шихан. Не любит горбоносого мастера. Хотя слова худого о нём не скажет.
— Копайте вот тут, — посоветует горщик приезжим и покажет участок отвала. — Или ещё вот здесь можно, в тени, в прохладе. Правда, тут комары заедают. На солнышке их поменьше. А в других местах рыться бесполезно — всё дестяки раз копано. Только ройте всерьёз, вгрызайтесь в землю.
Он и сам вгрызается в землю где-нибудь поблизости — упорно, безостановочно, как машина.
Приезжему городскому человеку за горщиком не угнаться — нужна привычка. Приезжие значительную часть своих сил тратят на тщетную борьбу с комарами и быстро выдыхаются в работе. И, наверно, поэтому на тряпочку у горщика один за другим ложатся камни — да кое-что беспоказно и торопливо в кармане исчезает, — а приезжему, кроме серебристо-сиреневых и чёрно-зелёных кусков слюды да жёлтых полосчатых обломков полевого шпата ничего не попадается. Ни чёрных морионов не найдёт он в своём забое, ни дымчатых топазов, ни вытянутых турмалинов. Разве что в сторону переберётся да копнёт случайно неуказанное место. Тут-то, может, и мелькнёт какой-нибудь обломок, годящийся в коллекцию.
Поработавши — обедают. И горщик опять рассказывает о камнях, о своих встречах со знаменитыми людьми — геологами, журналистами, — о различных экскурсиях, которые приходилось ему водить на эту выработку, или на соседние, или просто встречать здесь:
— Иной учитель привезёт сюда ребят — в этакую даль припрёт, — а рассказать о камнях не может. Не знает. Я рассказываю. Мне облоно даже специальную ставку установило — восемьдесят копеек за час рассказа... И ничего — платит... За незнание приходится платить!.. Или сувениры... Иной приехал в посёлок — подай ему сейчас же сувенир. Будто они здесь на улицах валяются. А я считаю: ты поработай, покайли породу, пойми, как сувениры-то достаются, — тогда и цену им поймёшь. Не найдёшь сам — купишь, а не за так будешь просить. Труд-то уважать надо. До бесплатного труда мы ещё не дожили.
Дома у горщика — большое крытое подворье. По нему раскиданы грубо сколоченные, но удобные этажерки с камнями — все сразу на виду, легко найдёшь нужное.
А лучшие камни — на столике, возле крыльца, под покрывалом. Их здесь показывают всем, но никому ничего не дарят — ни со столика, ни с этажерок. Когда покайлишь в лесу целый день да не найдёшь ничего — сам подумаешь, а не купить ли? Не уезжать же из этих сказочно богатых краёв с пустыми руками...
И попросишь продать. И тебе продадут. И даже недорого — дешевле, чем в магазине. Да ещё и не купишь в магазине такие-то камни, такие дивные друзы — очень редко бывают.
...А на выработке после обеда снова кайлят. Но ровно в пять горщик заворачивает в тряпочку добытые камни, прячет их в выгоревший, видавший виды рюкзак и начинает заваливай свой забой.
— Зачем это вы? — удивляется приезжий.
— А чтоб никто тут больше не рылся. Это моё место. Если кто и начнёт — пусть полопатит впустую. Быстро отвалит... И вы свой забой завалите — нечего оставлять!
— А это для чего? — снова удивляется приезжий.
— Так ведь вы у меня не последний... — Горщик снисходительно улыбнётся, пожмёт плечами. — И другие придут. Пусть покайлят, пусть поймут — почём он, труд-то горщицкий...
В обратный путь он идёт так же ходко и легко, как утром. Будто и не гнул спину целый день. И опять рассказывает о встречах со знаменитыми людьми, о далёких месторождениях, о том, как смело и порой совсем неожиданно открывали геологи богатейшие, ныне знаменитые руды.
Он знает очень много.
Он рассказывает очень интересно.
Наверно, он мог бы стать неплохим лектором в обществе «Знание».
Но он не пойдёт в лекторы.
Он доволен своей жизнью.
---------------------------------------------------------------------------------------------------
Такие вот портреты...