Картина маслом

Серый

Один из тех рассказов, что писались зимой и весной. На днях "перелистывал" неопубликованное, наткнулся на него и решился выставить на суд читателей.

КАРТИНА МАСЛОМ

Художник я, вообще-то, никакой. Стоит только сравнить мои пейзажи с полотнами Левитана, или там Шишкина, как сразу всё становится понятно. Однако в те давние времена это не мешало мне заниматься написанием картин. Ведь ни одна фотография не передаст той атмосферы, которая царит в лесу, или там, на поляне, или возле речки опять же. А на картине её можно отобразить, если постараться. Или хотя бы попробовать это сделать, добавив в документальную обстановку немножко отсебятины. Ну, и получаться стали мои картины с каждым годом всё лучше. А как же, ведь руку – то каждый год набивал на этом деле.
Тематика моих шедевров была весьма специфическая - леса, болота, да копи самоцветные в разных ракурсах, да физиономии ребят с каёлками да лопатами на этих копях.
А всё потому, что в той жизни были у меня на первом месте не картины, а камень. Не один десяток лет за камнем хаживал, где только не побывал, и чего только не видел. И, если где- то какой - то уголок мне нравился, то я, не отходя от кассы, сразу же старался эскизик накидать карандашный. Ну, а уж за холсты садился, когда зима наступала, и сезон каменный на этот год окончательно заканчивался. Только тогда и появлялось относительно свободное время, когда за кисть можно было взяться.
Ребята сначала хихикали над тем, как я исхитрялся в полевых условиях свои эскизы на листочках набрасывать. Потом привыкли. А уж когда со временем на холстах знакомые места узнавать стали…
Короче говоря, стали расходиться мои творения в виде подарков. А мне и приятно было такое признание от коллег по нашим каменным делам. Что же касается раздаренных картин, так ведь и не жалко - я себе ещё напишу.

И вот однажды январским вечером сидел я в нашей ИТРовской общаге на табуретке и трудился над очередным шедевром. На холсте уже красовался пейзаж, перенесённый туда из двух источников - с листочков эскизных и из собственной головы, которая ещё много чего помнила о прошедшем лете. В том числе, и об этом уголке природы, который чем – то мне тогда понравился.
Только вот сейчас эта голова никак не могла вспомнить, что именно привлекло тогда моё внимание на этом месте, и чего ради вообще я тогда схватился за карандаши. Пейзаж – как пейзаж, рядовой и обыденный. Справа - речка с отмелью, слева - опушка леса соснового, в центре - поле, давно не паханое, потому что совхоз разваливался и пахать стало некому. Вон, соснячком уже прорастать стало это поле.
Но ведь чего - то не хватает в этом пейзаже, явно не хватает.
Я встал, вышел покурить, потом вернулся и снова уставился на холст.
- А сделаем вот что! – сказал я самому себе и принялся смешивать краски. Через час на краю поля возле леса появились отвалы. Судя по цвету грунта, я вскрыл пегматитовую жилу. Сама копь, видимо, была достаточно глубокой: из ямы торчала грубо сколоченная лестница, по которой на свет Божий вылазил Вовочка, один из моих коллег. Во второй фигуре (с лопатой наперевес) публика должна была разглядеть самого автора картины.
Я отошёл в сторону, прищурился и оглядел результаты своего труда. Теперь не возникало чувства незаконченности. И композиция получилась замечательная, и краски вон какие сочные, и вообще, такую картину даже на выставку отправить не грех. Одно плохо – изображение не соответствовало реальному пейзажу, о чём сразу же напомнил Вовочка, который утром забрёл ко мне в гости.
-Это мы где? - хмуро поинтересовался он, разглядывая шедевр.
Я пояснил — где, и почему на поле появилась нигде не учтённая яма. Вовочка подумал и обозвал меня сюрреалистом.

На этом дело не кончилось. Сюрреалистом я не был, а потому решил исправить ситуацию. И в результате однажды летним утром снова прибыл на брошенное совхозное поле. Вначале огляделся, конечно, а потом подошёл к тому месту, где на моей картине красовалась ямища. В реальности никакой ямы не было. Я сбросил рюкзак и вынул свой полевой набор инструментов .
Под дёрном оказалась мешанина из разрушенного полевого шпата, слюды и мелкого тёмного кварца. Начало обнадёживало и вселяло оптимизм.
Первый камень звякнул о лопату уже на глубине сантиметров в двадцать. Это оказался обсосанный кристалл дымчатого кварца. Дальше — больше, дымари пошли один за другим, видимо я попал в аккурат на гнездо в жиле, выходящей почти на поверхность.
Через неделю мы уже в четыре штыка дербанили новую копь, радуясь каждому извлечённому кристаллу. К сожалению, ни бериллов, ни топазов мы не нашли. Зато каждый набрал дымарей замечательного качества. Взято было два больших занорыша, после чего жила измельчала, а на глубине исчезла совсем. Потом наступила осень, а потом — зима, а на следующее лето были совсем другие планы. Может, кто и работал потом на нашей яме, не знаю.

С той поры прошло очень много лет. Я давно съехал с общаги, раздарив перед отъездом свои писаные маслом шедевры. Компания наша тоже давно перестала существовать. Почти все мои коллеги покинули городишко в поисках лучшей участи. Я остался и по — прежнему нахожу иногда время, чтобы выбраться в лес. Получается, правда не так часто, как хотелось бы.
Да, как то выбрались мы с женой в Екатеринбург с культурной программой. Зашли в областной Музей изящных искусств и там, в зале №8 - как зайдёшь, так сразу направо - увидел я на стенке тот самый свой шедевр, где на ещё неоткрытой копи трудимся я и Вовочка.
Под картиной висела табличка:
« ХИТНИКИ »
« Школа Уральской живописи.»
« Автор неизвестен.»

Вы можете смеяться, но вот уже которую зиму я снова работаю над пейзажами. С осени грунтую холсты, ну, а уж с декабря и до весны творю, как умею. Хотя, художник из меня тот ещё...

Апрель 2011 г

Картина маслом

Кто сейчас на конференции