Люди старшего поколения (кому сейчас за 40 ) помнят, вероятно, имя Исая Давыдова -- уральского писателя и журналиста. Если и не само имя, то его повесть «Я вернусь через тысячу лет» -- на мой взгляд, одно из лучших произведений советской фантастики. Для меня в своё время оказался большим сюрпризом его очерк «Два горщика» на тему, имеющую непосредственное отношение ко всем нам, дорогие коллеги. И совершенно неважно, что посёлок вместе с одним из главных героев не названы по имени, а название месторождения слегка искажено -- для тех, кто в теме, и так понятно, о чём и о ком идёт речь. Важно и ценно то, что автор мастерски и притом ненавязчиво вскрывает целый комплекс этических проблем в среде собратьев по «каменной болезни», давая каждому из нас возможность как бы украдкой взглянуть на себя со стороны. Итак:

Из книги: Исай Давыдов. Три недели (повести, рассказы). Свердловск. Ср.-Уральское кн. изд-во. 1987.

Два горщика

Близ Нижнего Тагила есть всё — и редкие металлы, и нередкие, и асбест, и малахит, и несчётные мраморы, и знаменитые самоцветы, которым счёт ведётся особый и точный.
Наверно, не найти на нашей планете земли, которая была бы богаче рудами, чем тагильская земля.
Иные посёлки близ Тагила хоть и невелики, но известны геологам всего мира. Об этих посёлках не шумят газеты, и люди здесь делают своё дело без громкой славы, тихо, спокойно и настойчиво — изо дня в день пополняют российскую казну.
Один из таких посёлков вроде бы расположен в совершенной глухомани. Сюда не ведут хорошие дороги, сюда пока не доходят вездесущие тагильские автобусы. И ни столовой тут нет, ни чайной, ни Дома приезжих.
Однако в эти места люди рвутся каждое лето, со всех концов страны. В каждый летний день кто-нибудь да доберётся в этот посёлок. С рюкзаками и чемоданчиками прибывают на попутных машинах отпускники-офицеры, студенты-геологи, туристы-школьники, командированные журналисты, отдыхающие кандидаты самых различных наук.
Они устраиваются на квартиры, отбивают телеграммы родственникам, расспрашивают хозяев об окрестностях, укладывают в выгоревшие рюкзаки суточных сухой паёк и, заткнув за пояс лопатку, уходят в ближние леса.
В наши дни, пожалуй, не найти тут никого, кто хотел бы разбогатеть. Но обзавестись уральскими сувенирами хотят многие. Сувенирами, которых не купишь в магазинах, которые надо добыть из земли.
Большинство приезжих в первый же день идёт на близкий Шихан — лесистый холм, где работает геолого-разведочная партия — определяет запасы самоцветов. Люди роются в отвалах старых и новых шурфов, прячут в рюкзаки мелкие, покрытые ржавчиной друзы горного хрусталя, а иногда и прозрачный, с игривой фиолетовой змейкой обломок аметиста, а порой и длинный чёрный полосчатый кристалл загадочного турмалина.
На ювелирных фабриках не возьмут эти камни. Потому они и попали в отвалы. Но камни эти хороши в коллекциях, украсят любой письменный стол, любую книжную полку.
Иногда к приезжим добытчиками подходить загорелый горбоносый человек в серой спецовке и в пыльной, надвинутой низко на лоб кепочке.
Он терпеливо смотрит, как приезжие роют землю, разглядывает разложенную на газетке небогатую добычу, потом тихо советует:
— Вы здесь не много найдёте. Тут уже рылись... А вот при спуске в соседний шурф, слева, можно найти хорошие щётки хрусталя. Они ржавые, в песке не сразу заметны, но если не спешить... Только будьте осторожны — там рядом старая шахта. Если кто с детьми — туда лучше не ходить.
Приезжие разгибают спины, вытирают пот со лба, обычно спрашивают:
— А вы здесь кто будете?
— Мастер. Руковожу работами.
— И находите?
— Находим.
— А я мог бы найти?.. Например, аметист...
— Конечно. Только надо поработать. На противоположной стороне холма есть пустующая выработка. Если покопаться на её дне несколько часов, найдёте камешек. Только там сырая глина. Одевайтесь похуже да поплотнее. И разминайте каждый комочек. Аметисты как раз в этих комках.
Если горбоносый, загорелый мастер видит на отвалах мальчишек (девчонки за камнями в такую даль почему-то не ездят), он, прежде чем что-то советовать, уходит молча в свою избушку и возвращается оттуда с оттопыренными карманами. И потом, посоветовав, где лучше искать, раздаёт мальчишкам небольшие друзы хрусталя, обломки аметистов и турмалинов, которые на фабрику не пойдут, а геологам попадаются.
Мальчишки ахают от восторга, потому что для коллекций эти камни всегда хороши.
— Только хрусталь в кислоте отмочите, — советует мастер. — В соляной кислоте. Десятипроцентный раствор. Целую неделю надо держать. Тогда будет хорош.
Те, кто следует его советам, не жалеют. Он показывает верные места и не заставит приезжего работать зря. Понимает, что только сильная любовь к камням может поднять человека в такую невероятно дальнюю дорогу ради двух-трёх дней работы в земле. Ведь никакая добыча этой дороги не окупит...
Однако рыться на Шихане неделями мастер никому не позволил бы. Потому что неделями не сувениры ищут, а драгоценности. Они-то принадлежат государству!
Однажды мастеру предложили деньги — за его советы и обломки камней. Он оскорбился, по-южному горячо раскричался и прогнал приезжих с Шихана, потому что формально имел на то право. На Шихане иногда врывают породу, а по дороге к холму прибиты на столбах таблички: «Стой! Запретная зона! Идут взрывные работы».
Мастер любит камни бескорыстно. Он отдал им всю жизнь. И в других людях мастер понимает и уважает только такую же бескорыстную любовь к красоте творений природы.
Эта бескорыстная любовь не мешает ему заботиться о выполнении плана. Партия сдаёт немало первоклассных камней. Геологи и рабочие получают хорошие премии.
Имя горбоносого мастера мало кто знает за пределами посёлка. Он не заботится о славе и избегает называть свою фамилию. Для всех он — Назар Григорьевич. И только.

В этом же посёлке живёт другой горщик. Знаменитый. Потомственный. О нём не раз писали в журналах и книгах. И дед, и отец его знались с уральскими камнями. У деда бывали и Бажов, и Ферсман. И самому этому горщику приходилось работать по заданиям академика Ферсмана в разных концах страны.
Этот горщик давно на пенсии, и в его густой, лопатистой бороде змеятся крупные седые пряди. Но он крепок, подвижен, а когда вроде бы неторопко идёт со своей палочкой по лесу, за ним и молодому парню непросто угнаться. Потому что парень с непривычки быстро выдохнется и изойдёт потом, ноги у него начнут заплетаться, а горщик как из дому вышел, так и к самой дальней выработке притопает — легко, свежо, неустало. И ещё немало расскажет по пути — и о встречах с простым и добрым человеком — Ферсманом, и о разных дорогих камнях, и о том, как и где искать их, и о том, что они приносят человеку — радость или беду.
— Аметист, — рассказывает горщик, — это камень добрый. Греки считали, что от него трезвость. И потому надевали его на шею, когда хотели пить, веселиться и не пьянеть. А от малахита, по народному поверью, — зло. Особенно если он в женских украшениях. Не приносит он счастья. Я хоть и не суеверен, а дома у себя малахита не держу. Я люблю светлые камни — топаз, аметист, берилл.
Придя на дальнюю выработку, порой за десять километров от посёлка, горщик ни минутки не отдохнёт. Он заставит попутчиков развести костёр, пристроит на нём закопчённый котелок с крепчайшим чаем и принесёт откуда-то лопаты и кайла. На всех окрестных выработках только у него спрятаны лопаты, кайла и котелки. Только на Шихане этого нет. Он давно уже не ходит на Шихан. Не любит горбоносого мастера. Хотя слова худого о нём не скажет.
— Копайте вот тут, — посоветует горщик приезжим и покажет участок отвала. — Или ещё вот здесь можно, в тени, в прохладе. Правда, тут комары заедают. На солнышке их поменьше. А в других местах рыться бесполезно — всё дестяки раз копано. Только ройте всерьёз, вгрызайтесь в землю.
Он и сам вгрызается в землю где-нибудь поблизости — упорно, безостановочно, как машина.
Приезжему городскому человеку за горщиком не угнаться — нужна привычка. Приезжие значительную часть своих сил тратят на тщетную борьбу с комарами и быстро выдыхаются в работе. И, наверно, поэтому на тряпочку у горщика один за другим ложатся камни — да кое-что беспоказно и торопливо в кармане исчезает, — а приезжему, кроме серебристо-сиреневых и чёрно-зелёных кусков слюды да жёлтых полосчатых обломков полевого шпата ничего не попадается. Ни чёрных морионов не найдёт он в своём забое, ни дымчатых топазов, ни вытянутых турмалинов. Разве что в сторону переберётся да копнёт случайно неуказанное место. Тут-то, может, и мелькнёт какой-нибудь обломок, годящийся в коллекцию.
Поработавши — обедают. И горщик опять рассказывает о камнях, о своих встречах со знаменитыми людьми — геологами, журналистами, — о различных экскурсиях, которые приходилось ему водить на эту выработку, или на соседние, или просто встречать здесь:
— Иной учитель привезёт сюда ребят — в этакую даль припрёт, — а рассказать о камнях не может. Не знает. Я рассказываю. Мне облоно даже специальную ставку установило — восемьдесят копеек за час рассказа... И ничего — платит... За незнание приходится платить!.. Или сувениры... Иной приехал в посёлок — подай ему сейчас же сувенир. Будто они здесь на улицах валяются. А я считаю: ты поработай, покайли породу, пойми, как сувениры-то достаются, — тогда и цену им поймёшь. Не найдёшь сам — купишь, а не за так будешь просить. Труд-то уважать надо. До бесплатного труда мы ещё не дожили.
Дома у горщика — большое крытое подворье. По нему раскиданы грубо сколоченные, но удобные этажерки с камнями — все сразу на виду, легко найдёшь нужное.
А лучшие камни — на столике, возле крыльца, под покрывалом. Их здесь показывают всем, но никому ничего не дарят — ни со столика, ни с этажерок. Когда покайлишь в лесу целый день да не найдёшь ничего — сам подумаешь, а не купить ли? Не уезжать же из этих сказочно богатых краёв с пустыми руками...
И попросишь продать. И тебе продадут. И даже недорого — дешевле, чем в магазине. Да ещё и не купишь в магазине такие-то камни, такие дивные друзы — очень редко бывают.
...А на выработке после обеда снова кайлят. Но ровно в пять горщик заворачивает в тряпочку добытые камни, прячет их в выгоревший, видавший виды рюкзак и начинает заваливай свой забой.
— Зачем это вы? — удивляется приезжий.
— А чтоб никто тут больше не рылся. Это моё место. Если кто и начнёт — пусть полопатит впустую. Быстро отвалит... И вы свой забой завалите — нечего оставлять!
— А это для чего? — снова удивляется приезжий.
— Так ведь вы у меня не последний... — Горщик снисходительно улыбнётся, пожмёт плечами. — И другие придут. Пусть покайлят, пусть поймут — почём он, труд-то горщицкий...
В обратный путь он идёт так же ходко и легко, как утром. Будто и не гнул спину целый день. И опять рассказывает о встречах со знаменитыми людьми, о далёких месторождениях, о том, как смело и порой совсем неожиданно открывали геологи богатейшие, ныне знаменитые руды.
Он знает очень много.
Он рассказывает очень интересно.
Наверно, он мог бы стать неплохим лектором в обществе «Знание».
Но он не пойдёт в лекторы.
Он доволен своей жизнью.
---------------------------------------------------------------------------------------------------

Такие вот портреты...

Да так это и было. Первый ненавязчиво подсказывал где найти камень, но при этом люди уходили с его зоны ответственности, т.е. от шурфов и отвалов работающего предприятия. А за это и камень подарить не жалко, тем более, что всё одно в отвал пойдёт.
Второй Иван З. потомственный горщик может заработать только на камне который сам добудет и продаст. У него собственно другого зароботка нет. А к нему каждую неделю кто то приезжает и просит покажи. Он и показывает но оговаривает сразу: Я покажу но копать будете где укажу, всё что найдёте ваше, и меня слушаться. Не найдёте ничего - можете у меня купить. Другой раз пойдете самостоятельно ваше дело, а сомной мои правила. И ведет и показывает и рассказывает. То есть продаёт свои знания, время и труд. И большинство народу соглашалось на это. А тот кто хотел работать сам находил и на тех местах где он показал. Было интересней наблюдать за ним когда у народа начинали попадаться камни в тех местах где он указал. Иван садился рядом и начинал травить интереснейшие байки, и народ с удовольствием слушал и прекращал работу. Если же слушал но работы не прекращал то старик шел заваривать чай или варить суп. На еду всё одно прервёшься, а в назначенный час всё прекращаем работу и пошли быстрей. Заваливать не надо. А на следующий день Иван З. снова шел на эту точку поработать.

Вот честно, мне импонирует позиция Ивана. Он любит камень не меньше Мастера, это точно. Только Иван - горщик, а Мастер - только мастер на государственной службе. И, с точки зрения Зверева, отдавать самоцветы любому приезжему просто так, "на халяву", когда человек получает камень без тяжёлой горщицкой работы, - это преступление. И это точка зрения человека, который вырос на этой земле. Который считает это своей собственностью. И это правильно.

Да тут своя правда у каждого. И Горщика можно понять и Мастера. Мастер, если верить рассказу - мальчишкам раздаривал камни, а не всем подряд. Поработать, хоть и с подсказкой, все равно приходилось.
Ян, спасибо. Рассказ хороший

Да ну-у-у... Как-то ты слишком строг. Твой напарник тогда знаешь, какой ужасный преступник? Видала я, как он для детей своих друзей камешки красивые отбирал. И нам с Яном от него перепало... без тяжёлой горщицкой работы

Это не моя точка зрения, это точка зрения собственника, каким был Иван по моему представлению.
Но я с этим подходом согласен.
А камней я и сам раздарил великое множество, и тоже людям, порой далёким от добычи. Но я же добычей не живу, и места свои от пришлых любителей не охраняю.

Ещё раз повторю, чтобы не было недоразумений. Рассказ -- не мой, его написал Исай Давыдов.

Речь идёт вовсе не о халяве. И по рассказу, и по свидетельству А.В.С., "преступление" для Ивана -- когда человек получает камень, не заплатив за него наличными. В этом смысле его личная политика не отличается от политики государства, "не поощряющего" сбор коллекционки частными лицами. "Тяжёлую горщицкую работу" упоминает Иван для красного словца. На деле выходит так, что он всячески препятствует доверившемуся ему человеку взять камень самому, вне зависимости от количества сделанной своим попутчиком работы. Конечно, здесь сыграла свою роль политика советской власти, настраивавшая общество против частника... Но в этой истории ощущается нечто более глубокое. Горщик откровенно не уважает ни приезжих, ни их интереса к своему делу, ни их увлечённости. Он не готов относиться к ним как к подмастерьям, за которыми признаётся право на долю в общем результате, соразмерно усердию. При всей своей любви к камню он неспособен на деле разделить её с ближним. И эта позиция Ивана лично мне совсем не импонирует.

Хочется ещё уточнить. Я надеюсь, что обсуждаем мы тут не реальных исторических персонажей, а литературных героев.
Как оно было на самом деле, судить сложно. В конце концов, очень чувствуется в этом рассказе, что Давыдов не столько писатель, сколько журналист с зачастую присущими этой профессии поверхностным взглядом и склонностью домысливать.
Не хочется бросать тень на предков, тем более многими тут уважаемых.

Это я понял. Но его ж откопать надо было. После нашего телефонного разговора я его искал - не нашел

Первый персонаж - служащий. Наемный работник. Ответственность за действия которого, несет государство. Нашла партия чего, или нет - два раза в месяц на кассу за зарплатой.
Второй - вольный человек, хозяин, полностью несущий ответственность за себя и своих близких.

Вот Аметист написал:"При всей своей любви к камню он неспособен на деле разделить её с ближним. И эта позиция Ивана лично мне совсем не импонирует." Но, этот самый ближний приехал не добывать камень ради хлеба насущего, а ради развлечения. Вот дед его и развлек. На что жаловаться? А вот если Иван бескорыстно раздаст все, что добыл непосильным трудом, из любви к искусству - что тогда? Идти побираться? В конце-концов, что мешает любителям искать самостоятельно? Лень?

Мои симпатии на стороне последнего!

Давыдов написал замечательно -спору нет но его прототипы действительно жившие в то время люди.
И А.Д.Шенгелия описанный в рассказе под именем Назар Григорьевич - замечательный геолог знающий своё дело до мелочей, внимательно слушающий собеседника сам готовый поделиться знаниями и опытом но и подмечающий опыт других. Никогда не выгоняющий с отвалов или ям любителей, но всегда подмечающий где они что то обнаружили своим не замыленным глазом.

Иван Зверев замечательно встречал всех приехавших к нему людей. И собственно показывал любое месторождение из общеизвестных. Для того чтобы он показал свои ямы надо было пройти своеобразную проверку. Одной из стадий которой и являлся этот поход. И не надо забывать он из потомственных горщиков, знающих, отискивающих самостоятельно месторождения и также отрабатывающие их. Они свои знания передавали по наследству. А учеников с стороны брали по необходимости и тех с огромной проверкой. Он знал цену камня во всех измерениях, ОН ЖИЛ КАМНЕМ. Но от него ни один человек не ушел без камня. Он его или нашёл самостоятельно, или купил, а если нет денег на покупку вот тогда он их дарил. И это действо дорогого стоило. А питаться каждому из нас необходимо, и каждый зарабатывает по своему.

Так как И.Д.Зверев (с вариациями), поступали все старые горщики и Г.Г.Китаев и горщики Шерловой горы и В.Тимофев и др. Но само общение с ними давало совершенно бесценный опыт (если человек сумел его взять). И за него надо было платить (деньгами, трудом, продуктами и т.п.). Осуждать их за это совершенно безнравственно.

(1) Справедливость и обоснованность притязаний героя очерка на вознаграждение за услуги проводника никем не оспаривается.

(2) Сомнительной и недобросовестной выглядит ситуация, когда проводник заведомо вводит своего клиента в заблуждение. Из текста следует (а мы, как справедливо заметила Ольга, обсуждаем литературное произведение), что клиент, заплативший за бесценный опыт по крайней мере продуктами и трудом, до самого последнего момента не осведомлён о том, что авторитетный наставник сознательно подсунул ему пустую яму, уже неоднократно перелопаченную вереницей предыдущих клиентов.

(3) В принципе, даже такое общение даёт бесценный опыт -- в том, что касается непростого умения разбираться в людях.