САМОЦВЕТНЫЕ ДУШИ

Недавно, вроде, те времена минули, когда прадеды наши на копях старались. Ну, или это с моей колокольни видится – жить-то не довелось в ту пору, а истории занятные веками живут, не старятся…
Дело это хоть и хитрое было, но дюже азартное – каждый хотел свой фарт испытать, Хозяйку на благосклонность проверить. Однако редко у кого ладилось: чаще оставляли на ямах и каменную копейку, и то, что нелёгкой крестьянской долей в хозяйстве оседало.
А уж если кто в зависимость попадал, совсем пропащий становился. Поскольку проводнички жильные в этом деле не столько к занорышу тянутся, сколько к душе человеческой.
Особенно, если душа самоцветная.
Конечно, редко такие встречаются: вместо драгоценных кристаллов всё больше или труха насыпана, или смоляки торчат – кварчики тёмноцветные. Да и те, серым дымом подёрнуты.
Зряшные камешки, в общем.
Людей, камнем по-настоящему зачарованных, в то время по деревням немало обреталось: в одной Корниловой их за десяток было, а уж про Мурзинку да Нейво-Шайтанку и говорить не приходится. Горщики авторитетные, каждый со своей искрой был, со своим понятием.
Среди самоцветиков этих, по Уралу рассыпанных, один особой гранькой сверкал, переливался…
…Жил Сергей Хрисантьевич в Южаковой, на северном краю крепкой, большой деревни. Хозяйство у него не ахти, какое было: небольшой покосившийся домишко, лошадёнка да огород в три сотки. Видно было, что занимался Сергей всем этим между делом, не здесь его главность была. Все помыслы его, все устремления и опыт находились в окрестных лесах, на пегматитовых жилах с топазами, бериллами, золотистыми кварцами…
Мужики тогда, в деревнях, часто собирались: новостями поделиться, планами, надеждами, опять же. А когда половина деревни камнями промышляет, то и разговоры соответствующие. Сергей, хоть и одиночкой был, потому, как характером в компанейство не вышел, но на вечерки захаживал: узнать, чем нынче Золотуха радует, кто на мурзинские копи подался, а, то и самому красное словцо вставить. Там от него впервой и услышали, как болезнь эта, каменная, к его судьбе прикипела.
…Самоцветное дело тогда на подъёме было, много крестьян по лесам искалось, жилки из земли тянуло. Как добрый камень выглядит, любой парнишка в деревне знал. Сергей тоже любопытствовал малость, но только, когда кристаллы из чужих рук принимаются, какая уж здесь сказка? Не цепляли его игры каменные, в общем. Он больше по речным отмелям бегать любил, окунишкой да чебаком баловался. По Амбарке сначала конечно, а после и по Нейве удить стал, до Шайтанки.
И вот, как-то раз, слух прошёл, мол, по Алабашке, в верховья, сорога на весенний нерест зашла, на плёсах от рыбьих спин черно прямо. Ну, Сергей такой случай не мог стороной обойти, быстро в дорогу собрался: котомка, и уда из можжевельника всегда в сенях наготове лежали.
Парень так рассудил – сразу в верховья идти поздно, сколько охотников до свежей рыбки уже эту весточку слышали? Верно, всё мордами вычерпали. Решил от Тагильского тракта зайти, по Алабашке вверх подняться, омутки да перекаты проверить.
Долго шёл Сергей правым берегом по извилистой, еле заметной тропке, пробиваясь иногда сквозь плотные заросли ивы, рыбача в небольших заводях. Впрочем, дело шло плохо. То ли рыба действительно, зашла выше и ещё не скатилась в едином порыве уйти обратно в Нейву, то ли вода вешняя была слишком мутная, но как ни исхитрялся Сергей, а всё было без толку.
Так, не торопясь, он и дошёл до небольшой речушки, - Крутой, впадающей слева в Алабашку.
Если кто был здесь ранее, да к тишине прислушивался, знают: говор у этих мест отличный от других. Не говор, - шепоток: тихий-тихий, быстрый-быстрый.… Словно кто-то, до поры невидимый, скороговорки читает, торопится.
Заслушался парень, забыл про удочку. Тогда-то и случилась на перекате первая поклёвка. Рыба взяла мощно, резко дёрнув можжевеловый прут. От неожиданности Сергей шагнул вперёд и, оступившись, ухнул в студёную воду. Чтобы не растянуться в речушке окончательно, он, ища опору, ухватил кусок прибрежного дёрна у самой воды и… в ладони у него остался Камень.
Так и стоял Сергей, по колено в воде: в одной руке удочка с увесистой и отчаянно упиравшейся рыбой, в другой – пронизанный солнечным светом голубой кристалл.
Выбор был недолгим: бросив камень под ноги, на перекат, парень сосредоточился на сороге и, через минуту, краснопёрое чудо билось на берегу живым серебряным слитком.
Бережно завернув рыбину в тряпицу и упрятав в котомку, он закатал подмоченные уже штанины и зашёл на перекат, за камнем. Что там у него за название было, и какую он имел редкость, то паренька мало занимало: больно уж красиво солнце его нутро высветило, за душу тронуло.
Пошарив по дну, он нахмурился – самоцвета, в том месте, куда он его бросил, не было.
То ли затоптал во время вываживания, то ли спихнул в омуток случайно, но камень исчез.
Покусав губы, Сергей, раздосадованный, пошёл вдоль берега назад. Недалеко отошёл, с километр всего, когда странно-незнакомое чувство потери заставило его остановиться, а после и повернуть обратно. Раздевшись на месте, он зашёл в воду уже по пояс и, дрожа в холодных струях как осиновый лист на ветру, принялся за поиски. Так он бродил и шарил по дну долго, иногда соскальзывая в ямки и, вылезая погреться у разведённого костра. Всё без толку.
Вернулся домой уже затемно, не успев похвастаться полукилограммовой рыбиной соседскому Прошке. Настроение было – чернее некуда. Всё не шёл из головы этот кристалл, в Алабашке утопленный. Что-то пробежало тогда в ладонь с его матовой поверхности, просочилось в кровь.
Маялся Сергей недели две, места себе не находил. После уже и вода спала, реки в русло вошли.
Тогда, оставив дома удочку, ранним утром он снова отправился на Крутую.
Удивлялся парень себе, конечно, но ничего поделать не мог: какая-то неведомая сила тащила его, словно ту сорогу на перекате, против течения.
Постояв возле устья ручья, он задумчиво прошёл вдоль берега вверх, всматриваясь в каменистые косы. Вернулся, и так же неторопливо проследовал вниз. Что-то неуловимо менялось в речном облике ниже переката, но что…?
Сергей присмотрелся внимательнее: вот оно! На фоне серых, гранитных плит, покрытых местами слоем зеленоватого ила, начинали появляться более светлые пятна. Тоже камешки, но чудные какие-то: вроде как червивые, словно чёрные букашки в него набились, да и окаменели.
После уж узнал, что камень этот еврейским называется, пегматитом ещё, письменным гранитом. И вроде, ценности особой не имеет, для дешёвых поделок, разве что – но любовь к этому родителю Уральских самоцветов с той, первой встречи, пронёс будущий горщик до конца своих дней.
А тогда – улыбнулся только, подивившись такому чуду.
Смекнул паренёк, что камни эти по Крутой в Алабашку попали. Значит, где-то там, к северу и надо искать их скопление. Кто-то подсказывал ему, шептал, что вместе с ними найдёт он и гнёзда с самоцветами, про которые часто рассказывали те, кому выпадал такой случай.
Только вот, что потеряет он при этом, Сергею рассказать было некому.

Продолжение в книге "Живень. Самоцветные байки"

На мой взгляд, именно эта байка, довольно "правдиво" и хорошо вышла. Мне нравится.