Ares, очень необычный слог. Как писатель писателю - спасибо. Хорошие стихи.

Спасибо, спасибо!
Этот стишок был написан сразу после пробуждения от сна, на следующий день я написал рассказик:


МЛАДШИЙ БРАТ ПОЧТАЛЬОНА



Я долго не мог научиться читать во сне. Это был какой-то кошмар. Улавливался лишь общий смысл, вид шрифта, фактура бумаги или пергамента, но значение отдельных слов всегда ускользало. Самым большим моим достижением было чтение вывесок над витринами магазинов. Не редко, почему-то справа налево.
От момента, когда я обратил внимание, на эту проблему, до внезапного прорыва прошло лет восемь. Сюжет описываемого сна необыкновенно связан.
Как обычно, в связанном сюжете, имел место быть весь комплекс сенсорных ощущений. Образы были очень яркие и рельефные. Сон начался с того, что я прибыл на переполненном автобусе-«скотовозе» в незнакомый городок. Русский север. Может Карелия, а может Вологодская область. Сезон – июль или август.
Мне нужно было попасть на причал. Расспрашивая прохожих, я пробирался через какие-то новостройки, через грязные котлованы и кучи размокшей земли. Пахло недавним дождем.
От окраины городка, миновав небольшой лесопарк, я вышел на берег озера. Весь путь субъективно занял минут двадцать. Огромное озеро тихо плескалось между поросшими сосновым бором берегами. Запах воды и леса. Асфальтированная дорога вывела меня к деревянному причалу. На бревенчатом помосте - грубо сколоченная будка. Читаю вывеску: «Касса». У причала стоит крохотный паром, скорее - переделанный буксир, и несколько лодок. На причале человек семь. Женщины, в деревенских платьях с кошелками, дед с велосипедом и пропитого вида матрос в промазутченной робе. В будке толстая несимпатичная тетка, за фанерной перегородкой с окошком продает билеты:
- Куда?
Отвечаю:
-В профилакторий.
-Тогда сорок копеек.
Деньги достаю из кожаного кошелька. Расплачиваюсь. Обращаю внимание на то, что одет в цивильный костюм – немыслимая для меня одежда!
Подхожу к воде. Буксир причален кормой, и со слабым скрипом трется о привязанные цепью к деревянным столбам-опорам, старые покрышки. На борту выведено белой краской от руки длинное название. Легко читаю его, разбирая кривые облупившиеся буквы на ржавом железе: « МЛАДШИЙ БРАТ ПОЧТАЛЬОНА». Спрашиваю у матроса:
Почему такое название?
Мужик явно навеселе:
-А, у нас тут раньше ходил катер «Почтальон». Почту, по деревням развозили. Тут по островам - две деревни и хутор. Лет пять, как катер списали. Потом дом отдыха построили - народ повалил. Вот и дали нам старый буксир. Думали, как это чудо назвать. Вот и назвали вроде, как в шутку, а вроде, как в память.
Довольно долго ждем капитана. Невысокий очень худой человек лет пятидесяти, в помятой форме речника появился, с сеткой в руках. В сетке наблюдалась бутылка водки, батон, банка консервов и какая-то зелень. Пока раскочегаривали дизель, пока грузились, пока поднимали сходни, прошло еще с полчаса.
Наслаждаться пейзажами мешал грохот двигателя, и густой едкий перегар солярки. Пристали то ли к острову, то ли к длинному мысу, когда солнце уже начало клониться к закату. Берег с крутым откосом. По бетонным ступенькам поднимаюсь на асфальтированную площадку перед четырехэтажным комплексом из покрытых голубой плиткой стандартных модулей. Довольно типичная архитектура. Первый этаж почти весь застеклен. Три верхних – сплошные лоджии. Стеклянные двери. Вхожу. Просторное фойе. Деревянные панели на стенах, несколько вялых тропических растений в кадках. Кресла, журнальный столик. На полу потертая ковровая дорожка, когда-то зеленая. Слева стойка. За стойкой женщина средних лет – архетип администратора. Подхожу к ней. Дежурно улыбается:
- Вы к нам на отдых? Вашу путевку, пожалуйста....
Обнаруживаю у себя в руках пухлый портфель, вместе с информацией в голове, о том, что в нем находится.
Достаю путевку.
- Да, и паспорт.
Протягиваю ей паспорт. «Серпастый и молоткастый». Она что-то у себя отмечает и возвращает мне документ. Тут мне приходит в голову посмотреть на фотографию. Вроде я и не я. На фотографии человек и старше и внушительнее.
Ваша комната на третьем этаже. Номер тридцать четыре. Подниметесь по этой лестнице – справа от площадки дверь. Там девочки – они вам дадут ключи и постельное белье.
Поднимаюсь. Дверь справа открыта. В маленькой комнате оживленно беседуют две девушки – обе в белых медицинских халатах. У одной на коленях вязка со спицами – она беременна. Вторая сидит за столом, перед ней раскрыта книга. Окно в комнате выходит на восток. Виден лес.
- Добрый вечер.
- Здрасьте. Вы только приехали? В какую вас поселить?
- В тридцать четвертую.
Девушка проходит в смежное помещение и появляется оттуда с комплектом белья. Я спрашиваю:
- Не скучно вам здесь?
-Да... Нет, я вот в медучилище поступать готовлюсь. А Вера последние деньки гуляет. Скоро так закрутится, что будет не до скуки.
Беременная Вера счастливо улыбается.
Меня провожают до моей комнаты. Предлагают застелить постель. Я отказываюсь. Чувствую усталость.
Хочу поскорее остаться один.
Закрываю дверь
Маленькая комната. Одна кровать, тумбочка, журнальный столик. На тумбочке черно-белый телевизор.
Еще одна дверь в душевую. (Какая роскошь!). Желтые занавески. Окно выходит на запад. Вижу потрясающей красоты закат. Огромное алое солнце погружается в озеро. День прошел.
Я проснулся.

Чтение во сне, как таковое, не самое удивительное – я сознательно стремился к нему долгие годы. Поражает другое - те сорок копеек. Их ведь надо было отчеканить на монетном дворе, пустить в обращение, из кассы они должны были попасть в банк. Какой к черту банк?! Где он? Современная теория сновидения вполне объясняет эротические сюжеты, а как на счет сюжета экономического?


З.Ы. Прошу прощения за формат - при копировании из doc.-файла все форматирование сбилось.

Холст, масло

To Ares: По- моему, это не "рассказик", а начало романа с детективным или мистическим уклоном. Так как насчёт продолжения?
А стиль изложения очень хороший, кстати. Читается легко.
Что же касается сновидений, то довольно часто снятся аметисты, а то и турмалины, которые вытаскиваю из земли. Сны повторяются, и я уже наизусть помню местность, где "побывал". Но вот побываю ли в тех местах наяву?
И ещё о снах. Некоторые из них стали основой для рассказов, правда не на минералогическую тему, поэтому они здесь и не представлены.Но сны были очень яркие, с деталями, подробностями и в красках.
Выставляю один из них, хотя знаю, что ряд форумчан с ним уже знаком. Но уж "до кучи"...


ЗАЧЕМ СНЯТСЯ СНЫ


Фундамент старой водонапорной башни сложен из валунов. Сама башня возвышается над землей метров на двадцать. Монументальное такое сооружение.
Я так и не выяснил, действующее это сооружение или нет. Скорее всего - нет: все подходы к башне заросли бурьяном и густой травой. Трава, кажется, сухая. Непонятно, апрель это или октябрь?
Я в очередной раз прохожу мимо башни по пыльной грунтовой дороге. Я опять не один - несколько прилично одетых граждан о чем-то спорят, размахивая руками. Кто именно - не могу вспомнить, хотя ситуация повторяется уже в третий раз; наверное, это не так важно, кто именно присутствует.
Неподалеку от башни вырыт небольшой карьер, судя по всему - щебеночный. В углу уткнул нос бульдозер, рядом экскаватор задрал свой ржавый ковш. Карьер явно рабочий: следы от самосвалов совсем свежие. Людей не видно: то ли обеденный перерыв, то ли день выходной.
За карьером чернеет опушка соснового леса, над лесом висит неяркое солнышко. И тишина стоит такая... тревожная, что ли? Только голоса спорящих разносятся на всю округу.
А потом - каждый раз одно и то же. Сильный толчок, земля уходит из-под ног, вся поверхность покрывается трещинами, а из трещин хлещут фонтаны черной воды.
Водонапорная башня клонится в сторону, трясется, потом медленно уходит под землю - полностью, целиком. Из провала мощным потоком извергается черная ледяная вода. Водяной вал стремительно приближается, клубится пыль, где-то что-то трещит и ухает.
Карьерная техника исчезает под землей, на этом месте тоже бьют фонтаны - и, наконец, черная вода распухает над всеми провалами, и огромные ее валы стремительно несутся во все стороны.
Передовые ударные волны смывают всё на своём пути, мои спутники пытаются убежать, но водяной вал настигает, сбивает с ног, крутит и топит. Страшный гул заглушает вопли бегущих.
Меня плашмя бьет по всему телу ледяной водой, я падаю, барахтаюсь, и чувствую себя соломинкой. Я глотаю грязь, задыхаюсь, кашляю и пытаюсь вынырнуть на поверхность. Но чувствую, что не получится...


...Этот сон я вижу в третий раз. Я слышал, что после третьего раза сны обычно сбываются. Поэтому буду готовиться к такого рода событиям.
Когда сон показали мне впервые, я еще не знал - что это такое и где это произойдет. Да и вообще, на каждый кошмар внимания обращать не стоит. А то еще с ума сойдешь.
Потом «ужастик» повторился, все с теми же подробностями. К этому времени можно было догадаться, где будут разворачиваться события.
В декабре прошлого года началась ликвидация нашей последней угольной шахты.
Изрытая на глубину в полкилометра горными выработками земля под шахтерским поселком представляет собой сплошное переплетение пустот - их, кажется, больше, чем оставшейся породы.
Пока работают глубинные насосы, откачивающие подземную воду, хрупкое равновесие сохраняется. Построенный над пустотами поселок продолжает существовать, несмотря на огромный вес зданий и сооружений, давящих на поверхность.
Как только воду перестанут откачивать, она начнет размывать выработки, заполнять их - и, в конце концов, выйдет на поверхность. Вода вернется туда, где была когда-то: поселок выстроен на бывшем болоте.
Но еще раньше все мало-мальски большие и тяжелые здания начнут проваливаться под землю. Начало этого процесса мне и показывают - вот уже третий раз. Пора бы над этим задуматься. И я задумался.


... Я вынырнул на поверхность, задыхаясь, отплевываясь и кашляя. Меня тут же крепко приложило затылком обо что-то твердое. Колыхаясь в ледяной воде, я ухватился руками за это «что-то». Оказалось, надо мной проплывал огромный старый столб - спасение моё.
Я огляделся, насколько это представлялось возможным. Тут и там крутились черные водовороты, а все вокруг было покрыто водой, блестевшей на неярком солнце. (Октябрь или все-таки конец апреля?)
На крышах домов затопленного частного сектора чернели редкие фигурки спасающихся жителей.
Мимо пронесло половинку ворот, на которой металась перепуганная мокрая дворняжка. Этот «плот» тащило прямо на электрические провода, низко нависшие над водой; через мгновение он запутался, посыпались искры, собачка завизжала, задымилась и полетела в воду.
Я судорожно греб одной рукой - меня вместе со столбом несло туда же. Столб не слушался, провода приближались, я глубоко вздохнул и оттолкнулся от своего средства спасения. Меня тут же перевернуло вниз головой и потащило по дну.


...Я так и не выяснил - действующая ли водонапорная башня или нет. В общем-то, это уже неважно.
В этот день с утра представители горнотехнического надзора АО «Вахрушевуголь» и специалисты из «Гипрониишахт» проводили осмотр дневной поверхности в одном из районов поселка с целью выявления выхода подземных вод: насосы были давно остановлены. Председатель комиссии с негодованием обратил внимание присутствующих на недопустимость ведения карьерных работ вблизи крупных сооружений: подземные воды поднялись практически до самой поверхности, и любые земляные работы грозили неприятными последствиями.
Этот карьер и этих людей я видел уже три раза в своем кошмарном сне. Теперь вся картина повторялась наяву, со всеми пугающими подробностями.
Впрочем, изменения были. Во-первых, я знал, зачем я здесь нахожусь. Репортаж о работе комиссии должен появиться в свежем номере газеты, и интервью с председателем комиссии уже было записано на ленте диктофона.
А во-вторых, в моей корреспондентской сумке ждал своего часа надувной спасательный жилет. Пришлось разориться на новинку, а иначе - зачем тогда снятся сны? Жилет стоил дорого («- Вот этот рычажок - в сторону, и жилет моментально надувается. Видите? Очень удобно и очень надежно»).
И, когда дрогнула земля, когда из трещин хлынули ледяные струи черной воды, я с чувством глубокого удовлетворения рванул на сумке «молнию» и выдернул свою покупку.
Первый, самый жестокий и страшный вал я встретил во всеоружии: напялил на себя надутый жилет и даже застегнулся на все пуговицы.
Меня сбило с ног, потащило по земле, а потом я мягко заколыхался на волнах. Сзади раздавались вопли членов комиссии.
Ну, ведь предупреждал же я их с утра о грядущем катаклизме - так не поверили, обхохотали.
Хотя, в соответствии с вещим сном, всё должно было закончиться относительно благополучно. Я вздохнул и поплыл спасать барахтающихся в водоворотах чиновников.

Ноябрь 2003

Год?...

Быть однажды сборнику...молодцы! to zanor -замечательные работы,а не попробовать ли Вам поработать в насыпной технике( ведь сам Бог велел!) и кисть и камень Вам близки...

Уважаемый Серый, я бы и рад накатать роман - другой.... Но когда? У меня трое детей, жена сидит дома с маленькой дочкой, а сам я не ворую и взяток не беру (да и кто же взятки дает сисадминам? ).

Записывание снов - это не я придумал. Это обычная психотерапевтическая практика - помогает разобраться в себе.
Но при этом, часто открываются бездны, далеко отстоящие от наших личностных переживаний. Им и название придумали - Трансперсональная Вселенная. Все, что связано с трансперсональной психологией мало напоминает науку - как Вы правильно сказали - это скорее мистика. Однако же и химия, по-началу, была алхимией, и астрономия началась с астрологии, и медицина произошла от плясок шаманов.
Думаю, в плане науки, у снов очень большое будущее - это поле практически не вспаханное.

Относительно Ваших записей (Вы только не обижайтесь!) - это классический пример сублимации беспокойства. Подсознательно Вы просчитали ситуационные риски. Правый мозг, на основе расчетов, сгенерировал картинку.
Образ на столько грозный, что вызвал мощное эмоциональное возбуждение в контурах нейросети.
И пока причина, подпитывающая контур, не устранена, картинка будет прокручиваться во сне снова и снова.
Эти явления хорошо изучены. Зацикленные контуры, отвечающие за сновидения даже визуализируются на аппаратном уровне, с конца 70-х годов прошлого века.

Поразительно другое: когда например, человек в сновидении оказывается в незнакомом месте, общается с незнакомыми людьми, иногда на иностранных языках, которых не знает, переживает события в иных временных плоскостях. Никакая теория пока не объясняет, как можно с высокой точностью сновидеть события, которым только предстоит произойти, причем события, подчас далекие от сновидящего, и не задевающие его эмоционально.

Как иллюстрация вот еще один записанный сон. Это отрывок, вырванный из контекста моей книги:




...... С вербальной активностью я связываю еще один сюжет, который приснился мне вскоре, после выше описанного.
События без «экшена» - просто ряд образов.
Я осознаю себя сидящим на открытой террасе крохотного ресторанчика, прилепившегося к склону, поросшей субтропической растительностью, горы. Я знаю, что идет 26-ой год, и кажется, все происходит где-то на юге Италии. На мне белый просторный парусиновый костюм, на колене белая же шляпа. Подо мной плетеный стул. Шесть маленьких круглых столиков на площадке, плетеные из лозы стулья. Над столиками пестрые тряпичные зонтики. С моего места открывается чудесный вид на игрушечный портовый городок, раскинувшийся вокруг тихой бухты. Солнце практически закатилось. С моря поднимается легкий бриз. Слышу приглушенные звуки оркестра – вечером играют танго. К моему столику подходит женщина. Миниатюрная, но стройная южанка за тридцать. Не мой тип – меня привлекают высокие крупные блондинки. У нее продолговатое нервное лицо, тонкий нос, черные сицилийские глаза, брюнетка, на густых волосах шляпка с вуалью. Темное платье с высокой талией. В ткани что-то поблескивает.
- Позволите присесть?
- О да, садитесь. Если я не ошибаюсь мы уже виделись?
- В гостинице. Мой номер этажом выше.
- Так вы не здешняя?
- Нет, приехала неделю назад.
Похоже, что у женщины были какие-то проблемы. Я уловил неуверенные нервные движения ее пальцев, в старомодных кружевных перчатках, мявших тонкую "папигоску". Заглянул в ее усталые, полускрытые сумраком глаза. И тут меня словно током ударило: "Ба, да я говорю по-итальянски!" Мало того, я и думал по-итальянски, пока не понял этого. Ну вот, теперь я конечно, не смогу сказать ни слова и этот замечательный сон оборвется. Однако все прошло как по маслу. Некто, в моем теле, моим голосом сказал.
-Вы хотите курить? Пожалуйста, меня это не побеспокоит. (А меня это очень беспокоит – я астматик). Может быть выпьете что-нибудь?
- Вы очень добры. Мартини со льдом и оранжад, если можно....
И тут я попался. Забыл как итальянцы зовут прислугу. Но сумел выйти из положения, щелкнув пальцами, крикнул:
Гарсон!
Подошел молодой тощий парень, с напомаженными волосами.
- Что желает месье?
Он принял меня за француза – смешно!
- Сеньоре мартини со льдом и ломтиком апельсина. Мне рюмку водки.
Рюмка водки оказалась графином. Цветок – кажется астрой. У нее в коктейльном бокале - жидкость золотистого цвета.
Безошибочно определив во мне представителя свободной профессии, женщина спросила:
- Вы наверное художник?
- Нет. Я писатель.
Вы так странно говорите…
- Я русский.
- О, здесь много русских, но вы первый с кем я разговариваю.
Она затянулась дымом, через мундштук, конечно. Наступила пауза. Я спросил:
- Вы случайно не знаете, кому поставлен памятник, на площади возле спуска в порт.
Высокая бронзовая фигура, освещенная электричеством, хорошо просматривалась с нашего места.
- Не интересовалась. Но там есть надпись. Давайте спустимся и прочитаем.
- С удовольствием.
Я расплатился. Двенадцать тысяч лир. (Местная выпивка обошлась бы в пять, как и чашечка кофе).
Чудесный вечер. Свежий ветерок. Какие-то мохнатые ночные бабочки в воздухе. Прогуливающиеся словно бы на заднем плане люди. Я взял сеньору под руку. При этом не почувствовал ее веса, только тепло. Минут десять мы спускались по мощеным улочкам круто вниз. Много зелени. Я угадывал акации, персиковые и оливковые деревья. Перед витринами крошечных магазинчиков, забитых сувенирами – пальмы в кадках.
Бронзовый памятник изображал фигуру воина в тяжелых доспехах, с резким норманнским лицом, обрамленным ниспадавшими на плечи черно-зелеными локонами. Правая рука, закованная в гаунтлет, лежит на гарде внушительного меча, подвешенного к поясу. Левая - придерживает за край продолговатый щит с мальтийским крестом. На постаменте длинная надпись на латыни затейливым готическим шрифтом. Я разбираю только первое «Глориум виктор» - «Славный победитель». Дальше все сливается. То ли исчерпались мои познания, то ли вышла энергия, фокусирующая внимание. Не знаю почему, но чувствую ужасную потерю. Потом декламирую:

Ничто родилось, жило и ушло.
Смешно, но лучшее, что с ним случилось –
Смотреть в ее глаза и пить вино.

Слегка захмелевшая итальянка не поняла ни слова, но уловила мое настроение. Ее глаза заблестели.

- Здесь так написано?
- Нет это по-русски …. Давайте побудем у моря.

Ночь мы встретили возле причала, любуясь на закат, на море, на прогулочные яхты. Когда угасли последние лучи я проснулся. Чувство было такое, словно я украл вечер из чьей-то давно завершенной жизни.

Александр, тут такая проза, как поэзия.
Но, может, все равно, перенести ее в отдельную тему?

Холст, масло

The Rhyme of dreams


Ты меня еще ждешь?

Все стоишь, на перроне вокзала
В захолустном своем городке?

Что-то поезд медленно едет.

Колеса стучат в такт с ударами сердца,
Восходя на вершину фуги,
Гудящую под готическим сводом.

Кто там, за пультом органа?
Почему проводник в черной рясе?

Ложечка бьется о стенки стакана,
Не синхронно со звуком.

Ты заждалась, я знаю.
Все такая, какой тебя помню:
С ироничной полуулыбкой
На лиловых губах.

Мой поезд убивает время,
Как ни медленно, но наверняка.

Единственное, во что я верю –
Наша отложенная встреча.

Твое отрешенное терпение,
Словно выстрел в висок –
Стопроцентная гарантия Ллойда....
Почему бы не здесь и не сейчас?

Ты обо мне вспоминала, и я получал
Сжатые тексты загадочных телеграмм.
Что у вас там за почта такая? –
Куски сообщений по оборванным проводам.

Я узнаю твой настойчивый импульс –
Нить Ариадны до места приюта.
Без обратного адреса, лишь для меня,
Устойчивый, как золотая валюта.

Моя путевая звезда закатилась за тучу.
Мой багаж – обостренное лезвие чувства.
С грустью оставляю тех, кого даже не знаю –
Любить просто так – это тоже искусство.

(Если бы вдруг захотелось
мне назад непременно вернуться,
То ничего бы не вышло –
Я уже попрощался со всеми.

Вымел мусор, отдал то, что должен,
И раздарил свои вещи).


Рифма сна – клочок паутины,
Невесомой, но плотно приставшей ко рту;
Рваный ритм как дырявая память.

Я, наверное, очень жаден,
Раз хочу забрать с собой это чувство –
Сохраниться ему будет негде,
Так хотя бы пусть отразится!

…Отразится в зеркале мира.

Между небом и твердью
Много места для эха.
Если небо обложка –
Твердь не толще страницы.

Холст, масло

А так же валик, шпатель, кельма...
Скучали?

Я, как правило, малярной кистью на табуретке...

По Вашему творчеству настроение хорошо видно.